ую ажурную лесенку, ведущую на «подиум». Лесенка сама по себе была настоящим произведением искусства — легкая, изящная, как будто сотканная ювелиром из тонких, как паутина, золотых проволочек, и усыпанная блестками драгоценных камней. — Ну, вот, я же говорил, — обрадовался Зверев, что там наверху-то? — он поднялся на пару ступенек, и заглянул на площадку. — Точно, какой-то треугольник. Может и там надо что-то покрутить? — Дай посмотреть, — жалобно потребовала Машка, — ты уже крутил, я тоже хочу! Шурик неохотно спустился, уступая место подруге, и та легко взбежала на круглую площадку диаметром метров в пять. Поднявшись, она глянула в центр «подиума» и тут же восторженно ахнула — там красовался правильный треугольник, выложенный сверкающими зелеными изумрудами, а в его углах зловеще поблескивали огромные, размером с кулак, рубины. — Ну, Вепрев, — восторженно воскликнула Маша, — да тут такое богатство, что нам и всем нашим детям и внукам хватит! — А что, у нас будут дети? — заикаясь от страха, спросил Шурик, побледнев от такой ужасной мысли. — Причем тут ты? — огрызнулась Маша, сверкнув сверху глазами на приятеля, — тоже мне, жених! — Ладно, ладно, — примирительно сказал дворник, — че делать-то будем? Людей тут нет, одни змеюки. Как выбираться — непонятно. Змей крутить, что ли? Однако Машка, которой было и страшно, и интересно одновременно, пропустила слова приятеля мимо ушей. Любопытная девушка подошла к центру площадки, присела на корточки, и принялась с любопытством рассматривать необычный треугольник. Потрогав рубины, она попыталась выколупнуть один из них. Тот, однако, даже не шелохнулся — все было сделано на совесть, в расчете на века. Разочарованно вздохнув, Зверева поднялась на ноги. — Ну как, озолочение откладывается? — с ехидцей в голосе спросил Шурик. Маша махнула рукой, и бессознательно сделала шаг вперед, ступив в самый центр треугольника. — Не вытащ… — начала было она, но в этот момент рубины по углам треугольника вспыхнули ослепительным кроваво-красным цветом, по изумрудным камням волнами побежали зеленые огоньки, а на стене напротив «карусели», как будто ниоткуда, появилось огромное зеркало, красиво обрамленное литой золотой рамой. Несколько секунд поверхность зеркала волновалась, словно речная гладь от брошенного камушка, затем полыхнуло ослепительно-ярким светом и успокоилось. Ошеломленная Машка глянула в зеркало, и обомлела. Зеркало во всех подробностях отражало странный зал со всем его одержимым, но на том месте, где должно было стоять её собственное отражение, на девушку взирал скособоченный зверообразный мужик с бородой лопатой, горящими безумными глазами, и руками, достающими до пола. На лохматую голову мужика был напялен череп какой-то рогатой твари. — Ой, — испуганно взвизгнула Маша и опрометью сбежала с площадки. Действо тотчас прекратилось — рубины начали медленно гаснуть, а зеркало растворилось в стене, как будто его и не было. — Шурик, что это? — дрожащим от ужаса шепотом спросила Машка, вцепляясь в руку Шурика, — что это было? Шурик, напуганный не меньше подруги, уже открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно его прервали мерзопакостные чавкающие звуки со стороны алтаря. Вздрогнув, молодые люди повернулись, и в полном обалдении увидели, что статуя старикашки на троне начала оживать. Сначала его формы слегка оплыли, словно скульптура превращалась в кусок мокрой глины, затем размякшая фигура, издавая те самые противные чавкающие звуки, пошевелила руками, покрутила головой, и, наконец, повернула свою безобразную морду в сторону вконец очумевшей парочки. Тут же веки его глаз размером с чайные блюдца поднялись, и на Шурика с Машкой уставились два рачьих глаза. Маша взвизгнула, и, следуя врожденному женскому инстинкту, моментально спряталась за Шуриком, а тот подобрался, ожидая самого худшего. Однако оживший истукан не проявлял враждебности, напротив, его отвратительная морда осклабилась в доброжелательной улыбке, и статуя, разлепив огромный рот, приветливым тоном произнесла, причмокивая огромными, как подушки, губами: — Привет, ребята! Желаете позабавиться? Все еще пребывая в некотором обалдении, молодые люди подошли поближе к громадной фигуре и поздоровались. — Ээээ… здравствуйте. А кто вы? — спросил дипломированный дворник. — Я — Творец Примитивов, — гордо изрекла скульптура, и многозначительно кашлянула, словно ожидая оваций. — Че? — удивленно спросил Шурик, — че еще за примитивы? Творец Примитивов, не дождавшись аплодисментов, разочарованно вздохнул, поерзал на своем Троне, заложил ногу на ногу и облокотился. Устроившись поудобнее, он вытащил из складок балахона грязный носовой платок, оглушительно высморкался, и с нескрываемым любопытством глянул на экс-математика. — Примитивы, молодой человек, это…. — Творец задумался, почесал пятерней за огромным ухом, и напялил на лицо глубокомысленную мину, — ну, скажем так, это упрощенные версии богов, чтобы тебе было понятнее. — Это в каком смысле упрощенные? — полюбопытствовала Машка, высовываясь из-за спины Шурика. — В прямом, барышня, — заявил Творец. Видимо, от скуки он был не прочь потрепаться, и пустился в пояснения. — Вот, например, у вас там есть Баба Яга, Кощей Бессмертный, домовые, русалки, лешие, и прочая лохотня. Это и есть Примитивы Богов. Так сказать, болванки. — А чем они хуже просто богов? — тупо спросил Шурик. — Ну, это ты, паря, сказанул, — поразился Творец, — да какие ж они ваще боги, Примитивы-то? Да им до богов, как тебе до Китая раком! Так, трухло всякое, по мелочи напакостить могут — только. Потому и сидят по щелям, да по зонам, и не рыпаются. — А настоящих богов вы делаете? — жалобно спросила Машка, выходя из своего укрытия — мне ужас как в Богини хочется! — Ну-у-у-у… — важно протянул старикашка, плотоядно разглядывая Машкины коленки, — настоящих, так сказать, мнээээ… конкретных Богов, в другом месте делают… — Творец примитивов понурился и вздохнул, — но попасть туда, ребята… — Творец подкатил рачьи глаза и вздохнул, — не, и мечтать не могу… Кстати, зовите меня Эрдрумом. — А где это место? — спросила Машка. — Да, в общем-то, недалече, — доверительно сообщил Эрдрум, хитро подмигнув слегка разочарованной Машке, — да тока делать вам там нечего, — туда просто так не пускают. — А как пускают? — полюбопытствовала Машка, — за откат? Творец отрицательно помотал башкой, так, что с его головы слетел колпак, показав плешивый череп. — Сначала надо себя в Примитивах проявить, — назидательным тоном пояснил он, — доказать, так сказать, крутизну. — И внезапно, подавшись вперед, спросил резким голосом: — Так будете в примитивы записываться, или как? — А назад можно? — уныло спросил осторожный Шурик, не любивший авантюры, — ну, в смысле, домой как бы. — Не, ребята, назад вам ходу реально нет, — Эрдрум с притворным сочувствием покачал головой, — раз уж попали в Верхний Мир, то просто так вам не уйти. Хотя… — Тут старикашка сделал вид что задумался, и после короткой паузы сообщил удрученным молодым людям: — Вот, правда, ежели в Примитивы запишитесь, тогда можно… Портал я вам открою, да… — Нам надо посоветоваться — решительно заявил Шурик. Эрдрум благожелательно кивнул, и его колпак, валявшийся на полу, сам собой подпрыгнул в воздух и плавно опустился на плешь хозяина. Шурик повернулся к Машке и вполголоса спросил подругу: — Ну, мать, че делать-то будем? — По всему выходит — в примитивы эти самые записываться светит, — ответила Машка, испуганно округлив глаза. — Ага, — хмыкнул Шурик, — ты — в бабу Ягу, а я — в Кощея Бессмертного. — Сам ты Баба Яга, — обиделась Машка, — еще чего! Я только в феи согласна, или в принцессы… — В феи не советую, — деловито подал голос старикашка Эрдрум, который, оказывается, нагло подслушивал молодых людей, засунув в ухо кончик своего колпака, — размером малы, понимашь, затопчут. — А во что можно? — спросила Зверева, обернувшись к трону. — Нуууу…. — сами выбирайте. Вон, видите змеек? — Эрдрум показал кривым пальцем на кошмарное сооружение в центре зала. Молодые люди оглянулись на свернувшихся тварей, и Шурик с сомнением в голосе подтвердил: — Ну, видим. — Вот и дерзайте, — Творец Примитивов откинулся на своем троне, и широко зевнул. — Уа-ха-ха… Один, значицца, залезат наверх, второй крутит змейку. И всех делов. Как закончите, разбудите, — и старикашка тотчас захрапел, растекшись на своем троне бесформенным комом, словно кусок теплого говна. На поверхности остался только его огромный рот, непрерывно издававший громовые звуки хр-р-р-р… хр-р-р-р… хр-р-р-р… — Чур, я первая! — воскликнула Машка, и мигом взлетела на площадку. Там она, не мешкая, вступила в таинственный треугольник, его камни тотчас послушно засветились, а на стене опять вылупилось зеркало все с тем же зверовидным мужиком. — Фу, урод! — Машка показала мужику язык. Тот не остался в долгу, и сделал неприличный жест локтем. — Ой, — в который раз за сегодня взвизгнула Зверева, — Саша, крути скорее, убери этого! — потребовала она, топнув ножкой. Шурик послушно подошел к первой змеюке, и, ухватившись за рог, осторожно потянул ужасную тварь. На треугольной голове рептилии изображение лохматой башки мужика сменилось отвратительной крысиной мордой. — А что дальше? — недоуменно спросил дворник самого себя, но тут ответ пришел сам собой — зеркало напротив Машки полыхнуло, и снова успокоилось. Шурик глянул на отражение и содрогнулся — вместо мужика из зеркала на него злобно щерилась мерзопакостная крысиная морда. — Это что, мне с таким фэйсом ходить придется? — протестующе воскликнула Маша, — убери щас же! Шурик вполголоса выругался, и крутанул змеиную башку еще раз. Крысиную морду сменило клыкастое собачье рыло с рогами на голове. — Не пойдет? — спросил он Машу, заранее зная ответ. — Ты, Вепрев, меня реально достаешь, — кокетливо заявила подруга, — ну куда мне с такой рожей? Шурик согласно кивнул, и снова налег на рычаг. Однако и следующий вариант — женщина средних лет с мерцающими неоном глазами — тоже был решительно отвергнут, и Вепреву пришлось долго, до седьмого пота, крутить змея. Одна за другой были забракованы девочка лет шести с незабудковыми глазкам