ая мировая скорбь. — Не вышло. Ничего у вас не получилось. А я вам доверился… — Подождите! — принялся оправдываться обескураженный Семенов. — Стоп! Надо подождать свегшения великого таинства пгигоды! — А мы пока выпьем! — предложила Машка, еле связывая буквы в словах. Компания чокнулась, отправила портвейн в животы и принялась ждать. Через пять минут академик не выдержал. — Ну, и где эффект? Где, ёмана, таинство твоей природы? Где? Ну, никакого позыва, паря! Голос Бусыгина был преисполнен трагизма. Наверное, с такой же ноткой надрыва японский микадо объявлял о капитуляции перед союзниками в далеком 1945 году. Вепрев не выдержал и буквально разрыдался от смеха. К нему присоединились Машка и Галина. Великий инженер обиженно приложился к бутылке с тремя семерками на борту. Потом налил в стакан водки и выпил залпом. Веселое приключение с немыслимой процедурой всех изрядно развеселило и сняло напряжение. Все разговорились, расслабились, как будто и не было в их жизни этих злоключений по пещерам. Стаканы звякали стенками друг о друга, Семенов начал все чаще пить за любовь и томно посматривать на Галину, Шурика слегка клонило в сон, но спать не хотелось, потому что настроение было слишком уж хорошим, чтобы его взять и проспать. Он вспомнил свою, уже ставшую родной, пивную возле дома. Сейчас ему так не хватало знакомых рож собутыльников — старых приятелей! Захотелось домой, в полуподвальную квартирку, растянуться на кровати, почувствовать под рукой Машкин круп и спокойно лежать, изучая трещинки на потолке. Машка вынула из кармана драгоценный камушек и золотое яичко. Красота! Она принялась задумчиво их рассматривать. Драгоценности переливались, подмигивали девушке, суля красивую жизнь. Она томно улыбнулась, представив себя на берегу теплого моря в солнечной турецкой Анталии, на горячем песке… Рядом — коктейль с зонтиком, доносятся восточные напевы, ее тело облачено в шикарный купальник от Армани. А вечером она в сопровождении мачо, у которого сквозь полупрозрачную белоснежную ткань рубашки проступают кубики пресса, едет на шикарном BMW по набережной с пальмами… Вепрев увидел, как доцент-жывотновод Семенов со сладкой миной тискает под столом коленки Галины, что-то нашептывая ей в ушко. Та жеманно морщилась, прыскала в кулак, как первокурсница, обласканная вниманием ректора, делала вид, что отталкивает ветеринарские грабли, но одновременно подсовывалась все ближе, регулярно повторяя «ну, фу-у-у, что вы такое говорите в самом-то деле». Шурик пожал плечами, отогнал мысли о доме, пивняках и своей постели и повернулся к Бусыгину. — И все-таки, это, скажи-ка мне, академик, чо это за Интерфейс такой. Инженер с трудом повернул голову в его сторону. — Интер-фейс. Бо-гов? — Ну да. Зачем он нужен? — Понимаешь, ик, паря. Это сложный, ик механизм. Я бы назвал его пультом, ик, управления всем миром. Есси добересси до него, то все тебе будет пох! Вот, чо не захочешь, все можешь сделать, ик! Все, что хошь! Твори, пакости, грабь банки, ну, в общем, делай чо хошь. Меняй к лучшему, что ты там менять собрался. Или пришиби на корню… Да, о чем это мы? А? Ага, давай еще по одной… брат… — Так, а чо ты до него не добрался? — спросил Вепрев подливая гению водки в щербатую кружку. — А я че, я ниче, меня и так все устраивает, нах… мне тот интерфейс, что я крыса в лабиринте? — гениальный инженер замахнул стакан и продолжил, помахивая грязным указательным пальцем перед носом Вепрева. — Нет, я это… этот… как его…. человек! Да! Я — гений… У меня и так, ик… усе уже было… Есть, то есть… — А я, ииик, всем, мля, доволен. Мне и тут хорошо. Спокойно. Я перемены не люблю, иииик. Нах перемены! — А мы как же? — А вы как хотите! Я потому свой ключ с дневником и выкинул — авось, кому сгодится. Ииик! — Ну ладно! А как попасть в лаз, ну, который того, к Кайфолому и прочим ведет? — В лаз? Ща расскажу, — еле ворочая языком промычал старикашка, — сначала ииииик… ныряешь в унитаз, и в Граммофоне находишь ход к интерфейсу или, скам, пе…. иииик… щере этого Кайфолома. — А что он там делает, ну, Кайфолом-то? — назойливо допытывался дотошный математик. — Этот пацан, паря, ну, Кайфолом-то, он типа глюк-фишку золотую вставляет в заготовку пипла, ну, типа шарика такого, усек? Ииии-ик! — И зачем это фишка? — не отставал Вепрев, пристально вглядываясь в развернутую карту. — Ну, она, типа рандомно расставляет коэффицииии- иииик — иенты приоритета в матрице кайфа, и отсюда у пипла идут извраты или крутые выбросы крео, усек? Тык скыть, весь прогресс и изврат — от нее. — Да, кстати! — внезапно слегка отрезвел гений-инженер, — ключ-то у тебя? — Ага, — сообщил Вепрев, вытаскивая ключ из кармана, — и чо с ним делать? — Вот попадем в пещеру Кайфолома — увидишь, я покажу! — это, паря, такой будет кайф, который не описать словами! Круче герыча! — И как попасть в Кайфоломню? — спросил Вепрев, — тоже в унитаз нырять, что ли? Морщинистая мордочка Бусыгина внезапно напряглась и застыла. Он уставился в одну точку на столе. Удивленно поднял брови. Потом резко скорчился. Откуда-то изнутри гения послышалось громкое урчание и бульканье. Бусыгин сжал губы. Сейчас его лицо напоминало мину спорстмена-олимпийца перед установлением мирового рекорда. В животе снова громыхнуло. Все отвлеклись и посмотрели на инженера. — Папаш, ты че это? Все нормально? — спросил Вепрев. — Дядь Сереж, вы чо? Перепили что ли? — спрятав драгоценности обратно в карман, спросила Маша. — Ммммммммм… — промычал Бусыгин, сидя колом и ни на что не реагируя, как будто парализованный изнутри. — Ну, еще бы, — подумал Шурик, — столько бухла и лошадь свалит! — Эээээээ…. — вдруг заблеял гениальный изобретатель, — эээээврика! Вот он, Момент Истины! И старикашка метнулся в угол за занавеской, на ходу сдирая штаны. Когда все поняли, в чем суть загадочного поведения инженера, спазм хохота прокатился по компании. Ржали так, что почти не слышали звуков, которые доносились из-за занавески. А там словно играл любительский духовой оркестр — тело старикашки то издавало протяжный бас, то ревело белугой, а сам Бусыгин крякал в истоме наслаждения. — Тихо! — остановил смех Вепрев. Все замолчали. — Ууууоооооооо!!! — затянул гений-изобретатель. Все снова чуть не попадали со стульев. Наконец, гений выполз из своего любимого застенка. На трясущихся ногах, пошатываясь, он добрел до стола, плюхнулся на свое место и слабым голосом попросил: — Кто-нибудь… Налейте водки… Шурик послушно исполнил просьбу. Бусыгин умело хватил целый стакан водки залпом и блаженно расплылся на стуле. Жывотновода Семенова сразу перестали интересовать коленки Галины. С жадным любопытством он подсел к Бусыгину и, задыхаясь от волнения, спросил, теребя того за рукав: — Ну как? Да ну как? Сгяботало? Вещь ведь, да? Я же говогил — гениальное изобгетение! Инженер обессилено помахал рукой. — Чудовищный кайф! Вот ублажил, так ублажил! Мерси тебе ужасное от всех пенсионеров! С этими словами на лице академика появилась блаженная улыбка, глаза закрылись, он явно засыпал. — Стой, стой, папаша! — Вепрев растолкал его. — Что? Что еще? Хватит, отстаньте от меня… Я щас самый счастливый человек на свете! — Не засыпай пока, погодь! — Угу. — Как попасть к Интерфейсу? — Унитаз, хррр…. хрррр….. — Это я понял. Что там надо нажать-то? — Педаль. — Ну что, мля, мне прямо в очко нырять что ли? — А вот и ныряй! — сказал Бусыгин, после чего веки гения-изобретателя сомкнулись и он упал мертвецки пьяный мордой в стол. — М-да-а-а, — Вепрев почесал затылок — мало того, что в унитаз, так еще и засранный. Ну? Чо делать-то будем? — А, может, поищем путь домой, в Питег? — без энтузиазма промямлил Семенов, — Вон, инженег туда как в соседский двог смотался. — А что там делать-то, в Питере, если Время стоит, — меланхолично заявила Галина. — А мне бы в Анталию, — мечтательно протянула Машка — с мачо познакомиться… — Ага, замороженным — едко заметил Вепрев. — Почему «замороженным»? — удивилась девушка. — ВРЕМЯ! СТОИТ! — грубо высказался Вепрев, — Ты че, мать, совсем не варишь? Нету там никого, только мы будем. — Тогда что? В толчок лезть только и остается! — подвел итог Семенов. — Ладно, — Вепрев махнул рукой, — пошли на портал посмотрим, вдруг, все не так страшно. Все равно нам в Интерфейс надо, может, еще исправить чего получится, все-таки Интерфейс Богов. Все поднялись и, пошатываясь, поплелись за занавеску. — Ну, ты ж боже мой! — попятился великий клизмолог, краем глаза оценивший степень облегчения гениального инженера — Где в нем все это помещалось?! Обстановочка места для медитаций могла вылечить от заикания или наградить им даже демонов Преисподней. Последствия целительной пенной клизмы наблюдались повсюду, на полу, стенах, засаленной занавеске и даже на потолке. Начинающие подсыхать потеки все еще пузырились, постепенно застывая чудовищным ландшафтом неведомого круга ада. — Может он тут от рогатых и прятался? — задумчиво предположила Машка, стараясь прижаться покрепче к Шурику, начинавшему потихоньку трезветь от густой едкой вони, пропитавшей, казалось, даже свет от тусклой лампочки, слегка покачивающейся точно над центром катаклизма.. — М-да. И в куда тут нырять? — А это что, господа? — Семенов указал на место на стенке, где чем-то коричневым была грубо намалевана стрелка. Стрелка смотрела вниз и, предположительно, указывала на грязную педаль в полу. — А знаете, господа, кажется, я знаю, что это, — доцэнт-жывотновод пожевал губами и продолжил, — это из вагона, да, да, из железнодогожного вагона выдгано. Там она всегда гядом с толчком имеется, для слива. Я точно такую же видел лет пять назад, когда ездил в Гязань на Всемигную конфегенцию по клизмопостановке. — Семенов задумчиво закивал каким-то своим воспоминаниям и замолк. — М-да. Тут у нас, я смотрю, просто цвет российского говноводства собрался. А, Галина? — иронично хмыкнул Вепрев. — Чего ты на говно взъелся, дворник? — вдруг окрысилась бывший научный сотрудник, — на работе достало? Так все мы сами себе работу выбирали. Шел бы в математику, по специальности, так сказать. Работал бы на оплату съемной квартиры и хлеба без масла. — Не, ну че ты кипишуешь. Э