ведённое в молчании в шкуре кота. — Лук! Ешьте побольше лука! Как говаривал один мой знакомый торговец — лук полезен для пищеварения, для печени, для желудка, для легких, для сердца и мозга, — он подкинул в руке крупную луковицу. — Ишак того торговца питался только сырым луком и ни дня в своей жизни не проболел. Борх доверительно склонился ко мне, одновременно с этим ловко орудуя ножом. — Я наведался в бывший огород Розы. Такое запустение! — он покачал головой. — Бедная девочка, она так хотела быть настоящим человеком… — Но разве она не была человеком? — спросила я. Борх улыбнулся. — Не совсем… Хотя, что значит человек? Не являются ли многие из нас, лишь только с виду похожие на людей, более человечными, чем многие из так называемых людей? — он ссыпал в котелок нарезанный лук, там заскворчало. — Я гостил у Назара вместе с дочерью, вскоре после рождения Саэсентессис. Старый затворник так проникся идеей отцовства, что немедля принялся за создание дочери для себя. Иорвет сидел на скамье, подкладывая время от времени хворост в костёр, и терпеливо слушал, а я удивлённо воззрилась на Борха. — Да-да, именно так. Дочь моего друга — гомункул. Лучшее творение Назара! Он создал её из побега розы, — он махнул рукой в сторону бассейна. — А вот роль отца удалась Назару не столь хорошо. Три Галки горделиво задрал прямой породистый нос, чтобы мы ни на секунду не засомневались, кто был лучшим в мире отцом. Я достала из-за пазухи цепочку с драконьей чешуйкой Саскии. — Послание от твоей дочери. Саския сказала, что ты поможешь нам, если мы покажем тебе амулет, — я протянула цепочку Борху. — В нём нет нужды. Я знаю вас гораздо лучше, чем вы можете себе представить, — ответил он серьёзно. — Оставь амулет себе. Это ценный подарок — любая броня будет надёжнее, если он находится на твоей груди. Я вернула ставшую уже привычной тёплую пластину под футболку. — Мы ищем Исенгрима, — сказал Иорвет и исподлобья посмотрел на Борха. Тот глянул в ответ пристально и с каким-то непонятным выражением на лице и снял с огня котелок. — Сначала ужин. Не так уж часто драконы готовят кому-то ужин. По слухам, гораздо чаще драконы готовят ужин из кого-то. Борх с видимым удовольствием рассмеялся, и на щеках его сложились озорные ямочки и складки, разложил по тарелкам густую кашу из смеси круп с зажаркой из лука и вяленого мяса. — Еда — простое удовольствие, последнее прибежище для сложных натур, — сказал он, когда мы поели, и подкинул веток в костёр. — Теперь можно перейти к делам. Я хотел бы взглянуть на записи, которые вам передали Хранительницы. Он протянул руку. — Где Исенгрим? — с нажимом повторил Иорвет. Некоторое время эльф с драконом соревновались в твёрдости взглядов, и, наконец, Борх убрал руку. — Видишь ли, тут есть сложность. Мой друг, Вольф Исенгрим, взял с меня клятву никому не рассказывать о его местонахождении. Это ввергает меня в определённые трудности, потому что я хотел бы помочь вам. Лицо Иорвета потемнело, а Борх откинулся на спинку скамейки и внимательно его рассматривал. — И я даже знаю, как эти трудности обойти, — сказал он. — Но для начала мне нужно ознакомиться с записками. Иорвет достал из кармана стопку листов, сунул их мне в руки, вскочил и зашагал в темноту в сторону озера. Я передала Борху записки и молча вернулась на скамейку напротив. Тот развернулся к огню и погрузился в чтение. Читал он и когда вернулся Иорвет, который сел рядом со мной и неотрывно следил за тем, как Борх, шевеля губами, перекладывал страницы. — Как обычно, самое ценное на последнем листе, — выдохнув, сказал тот. — Всё ясно. — Что ясно? — воскликнула я. — Что я самолично отведу вас к Исенгриму, — сказал Борх и подмигнул, — так я не нарушу клятвы. Но сначала… — Начинается… — мрачно изрёк Иорвет. — Сначала мне надо довершить одно небольшое дельце в столице, — невозмутимо продолжил дракон. — Это всё равно по пути, а с вашей помощью я управлюсь быстрее. Иорвет шумно вздохнул, устало потёр переносицу, опёрся локтями на колени. — Говори, — процедил он, рассматривая припорошенный пеплом мрамор под ногами. — Ну и чудно! — обрадовался Борх. — Я знал, что мы столкуемся. Однако не так-то просто придумать, с чего начать… Он вскочил, заложил большие пальцы рук за широкий кожаный пояс и обратил взор к небу. — Начинай с конца, — проворчал Иорвет. — И то правда… — Три Галки взял лист бумаги со скамейки. — Тут написано, что согласно найденным доказательствам детёныш золотого дракона находится в Алтинадире, во дворце царицы Хатун Мелике. — И что? — спросил Иорвет. — А сам говорил, начинай с конца! — сердито буркнул Борх. — Где хвост начало, там голова мочало! А начало таково… Он вернулся на скамью, выпрямился, сложив руки на коленях. — Четыре года назад я услышал зов, которого не слышал почти сотню лет — зов золотой драконицы. Нас мало. Скажу честно, уже много лет я считал, что из золотых драконов остался я один. Я прилетел на зов в Огненные Горы, Лирменадатт ждала меня. Ну там, то да сё… Три Галки замолчал и заводил в воздухе руками, будто сплющивал шар теста. — Драконы не созданы, чтобы долго быть вместе. Я улетел, но обещал вернуться, когда придёт время. Чуть более трёх лет назад она послала мне зов повторно, и я узнал, что у меня появился сын. Ввиду некоторых обстоятельств, я не мог сразу полететь на встречу. По правде сказать, не мог я целых полгода. А когда смог, нашёл пещеру, где встречался с драконицей, пустой. Я облазил все гряды в округе, на зов она не отвечала… Недалеко от тех мест стоит крепость, Шала, и незадолго до этих событий мои девочки отбили её у чародеев. — Мы в курсе, — оборвал Иорвет. — Ты дал задание Тэе найти дитя. — Значит, вы знаете почти всё. Немудрено, что Хранительницы ничего не нашли, — он постучал пальцем по отчёту Умута. — Чародеи уничтожили все следы. Каким-то образом они перехватили второй зов… и отыскали логово драконицы — то, где вылупился мой сын. Нашли останки трупоедов с сабельными ранами и нашли оброненную подвеску со знаком солнца. Такие носят только женщины из Двенадцати — личной охраны царицы. — Подвеска могла оказаться там по любой другой причине. Это не значит, что дитя у Хатун Мелике, — сказала я. Борх покачал головой. — Царица — могущественная чародейка, она правит Зерриканией почти двести лет. А как я говорил, чародейки имеют особый интерес к золотым драконам. Мы не сошлись с ней во взглядах в прошлом, и я уверен, что она не упустила бы шанс наложить лапу на дитя. Каким-то образом она забрала его у матери… Выкупила? Уговорила? Запугала? Возможно даже, что воительницы из Двенадцати убили Лирменадатт, хотя думать о таком исходе невыносимо — драконы всегда были под защитой зерриканских правителей. В конце концов, мы даже запечатлены на гербе этой страны! — Не хочешь ли ты сказать, — вкрадчиво заговорил Иорвет, — что желаешь выкрасть дитя у самой царицы? При условии, конечно, что оно у неё и ещё живо. Это и есть твоё небольшое дельце в столице? — Что мне сразу в тебе понравилось, мой второй эльфийский друг — ты ловишь суть на лету! Дитя всё ещё живо, я чувствую это и в том числе по этой причине так спешу, — Три Галки досадливо хлопнул себя по коленям: — Как же не хватает бочонка пенного эля или даже двух! Нет ничего лучше эля, чтобы смазать с таким скрипом идущие переговоры! — Но почему ты не можешь сам поговорить с царицей? — спросила я. — Это же Зеррикания, тут поклоняются драконам. Ты всё-таки отец этого дитя. — Как я уже сказал, у нас с Хатун Мелике старые разногласия. Из человеческих женщин я питаю неодолимую склонность только к Хранительницам, а женщины, и в особенности царицы, не прощают отказов, — Борх передёрнул плечами. — Этот вариант исключён. Он встал, заглянул под лавку, под которой уже давно никого не было. — Последнюю ночь перед дорогой я хотел бы провести с моей здешней семьёй, — сказал он и добавил задумчиво: — Расставание, не завершённое должным ритуалом прощания — это рыболовный крючок в сердце, который тянет тебя назад всю жизнь. Увидимся утром. Борх слегка поклонился и направился в сторону бассейна. Около плотно сплетённых колючих розовых кустов он исчез в одно мгновение, и только высоко поднятый хвост мелькнул в траве. Иорвет так и сидел неподвижно, опершись на колени предплечьями, и смотрел в прогорающий костёр. — Завтра осенний эквинокций, первый день Велена, — заговорил он через некоторое время, не отрывая взгляда от переливающихся, то набухающих алым, то гаснущих углей. — Три дня, когда день равен ночи, а мир стоит на пороге между светом и тенью. Время, когда эльфы зажигают огни… С озера волнами налетала прохлада, тревожила рябью воду бассейна, шелестела листьями по верхам. Осень чувствовалась и в Зеррикании. Год назад в горах под Каэр Морхеном водили хороводы у костров, а потом пошёл снег. Иорвет молчал, и видно было, что мыслями он где-то очень далеко, не здесь. — Как эльфы празднуют Велен? — спросила я. — Открывают молодое вино, едят, если найдётся, что поесть, — он усмехнулся. — Велен — порог, а порог — это место, где можно оглянуться назад и где можно смотреть вперёд. В Велен мы вспоминаем тех, кто ушёл, по кому скучаем — это про прошлое. И признаемся в любви — это про будущее. Я не обернулась на него, не оторвала взгляда от огня. Мы молчали, а потом он шевельнулся и потянул меня за руку к себе на колени. Я обвила руками его шею, спрятала лицо. За последние несколько дней случилось столько всего — волшебный остров, смерть Рэи, дракон, чародеи, а главное, случился он — Иорвет, что я совершенно забыла о том, что у нас, как обычно, всё ненастоящее, о нашем с ним договоре. Но руки, обнимающие меня, были настоящими, и настоящими были пульсация и биение в ямке над ключицей, которые я чувствовала, прижавшись к нему губами. — Ты скучаешь по своим? — тихо спросила я. — Здесь я будто потерялся в безвременье, — ответил он, — а там сейчас идут дожди. *** — Розы недостаточно хороши для неё, — сказал Борх, поднявшись с колен. На могиле Рэи россыпью лежали срезанные им у бассейна цветы. — Когда я вернусь сюда, то придумаю что-нибудь получше. Этот остров — прекрасное место, чтобы скрыться от всего мира. Взрыта