ствующе сказал Борх. — Царица поселила к себе во дворец моего сына! — Не понимаю, зачем тебе нужны мы, — сказала я, развернувшись от плана к Борху. — Почему ты не можешь обернуться птицей, залететь во дворец, обернуться кем-то ещё и унести дитя? Борх покачал головой. — Хатун Мелике, как и воительницы из Двенадцати, почувствуют меня, как и любого дракона. А они не должны узнать, кто забрал дитя. Я донесу вас до стены, — он ткнул пальцем в крестик, — а ваша способность переходить в другой мир поможет вам добраться до дитя. Иорвет мрачно смотрел на закрывшуюся за Сагато дверь. Потом перевёл взгляд на план дворца и подвинул его к себе. — Какого размера трёхлетний дракон? — Ещё невелик и вполне поместится в твою сумку, — ответил Борх. — На сегодня довольно. Я снял комнаты в гостевом доме неподалёку от рынка. Хороший сон не повредит всем нам, а завтра обсудим детали и подготовимся. *** С балкона верхнего этажа дворца, который Борх скромно назвал гостевым домом, виднелось море вспыхивающих в закате золочёных крыш, и это золото стекало широкой дорожкой на реку и просвечивало сквозь косые паруса трехмачтовых шебек, сгрудившихся в порту. — Золото привносит в жизнь счастье, когда закрывает низшие потребности и только до той поры, — сказал Борх, с наслаждением оглядывая панораму города. — Но оно же уменьшает счастье, когда приносит в головы ценности ненастоящие. — Все драконы богаты? — спросила я. — Золотые драконы и есть само золото… Воплощение мечты. Каждый чего-то да хочет от золотого дракона — будь то богатство, власть, либо исполнение желаний. Да только не понимают, что на самом деле они хотят чего-то совершенно иного, чего не может дать ни один дракон… Поэтому так ценно встретить существ, которые не хотят от дракона ничего. — А чего хотят сами золотые драконы? — спросил Иорвет. Он облокотился на каменные перила и следил за птицами, кружащими в оранжевом небе. — Умеете же вы, дорогуши, спросить то, чего никто не спрашивал! — воскликнул Три Галки. — Драконы должны хранить Баланс Порядка и Хаоса, а чего я хочу, уж и не помню… Сейчас мой долг — воссоединиться с сыном, и всё остальное неважно. Он ушел с балкона в просторную, обрамлённую мраморными колоннами гостиную и развернулся к нам. — Отдыхайте, завтра будет хлопотный день, не говоря уж о ночи. Борх скрылся за дверью в свои апартаменты. К нам вошла вереница слуг, которые внесли фрукты, кальян, стопки одежды и полотенец, и один из них знаками показал, куда нам надлежало сложить грязную одежду, а другие наполнили горячей водой ванну на нашей половине этого средневекового пентхауса. — Ну что же, это именно то, чего я желала после долгой дороги, — сказала я по завершении всех водных процедур, расчесав, наконец, волосы и облачившись в скользкую шёлковую тобу. Иорвет обошёлся полотенцем, которое повязал вокруг бёдер. — Не слишком-то великое желание, — насмешливо сказал он, устроившись на диване и выпуская в воздух дым кальяна. — Я — простая ведьмачка, — улыбнулась я и развалилась на подушках рядом с ним. — И чего же ты хочешь действительно важного, простая ведьмачка? — Тебя, — не раздумывая, ответила я и положила руку ему на живот. — Ты всегда смеёшься… — Нет, не смеюсь, но и думать о важном сейчас не хочу, — сказала я. — А чего хочешь ты? — В отличие от тебя и дракона я точно знаю, чего хочу. — Например? — Например… — его лицо стало серьёзным. — Я хочу, чтобы ты разговаривала со мной на моём языке, на Старшей Речи. — Это я могу, — рассмеялась я. Иорвет приподнял бровь. Набрав воздух в лёгкие, я выпалила все ругательства на Старшей Речи, которые запомнила за время наших странствий. Он придвинулся поближе. — Мне нравится, продолжай, — его рука скользнула под мою спину. — Я сдала экзамен? — Neén, het ess neén belan’greac a’taeghane. *Нет, но это сейчас неважно* — Что? — не поняла я. — Это не важно. — Ты тоже смеёшься и не говоришь о том, что важно, — сказала я. — Никто не говорит — ни драконы, ни эльфы. — Ни люди. — Никто, — согласилась я, и мы занялись тем, что было в этот миг действительно важным. *** Проснулась я от тихого шелеста, и долго лежала, всматриваясь в тёмный потолок, и слушала дождь, который постукивал по металлу крыши. Иорвета рядом не было, а дверь на балкон была открыта, и занавески пузырём выгнулись наружу. Во фляге было пусто, цепочка с камнем звякнули на дне, и я пошла в гостиную за водой. Из-за двери Борха доносился раскатистый храп, и на цыпочках я вернулась в нашу спальню. — Ты не спишь? — Иорвет сидел на балконе, поджав под себя ноги. Пахло прибитой дождём пылью, а морось, висящая в воздухе, превратила огни города, который никогда не спит, в расплывшиеся пятна. — Проснулась от дождя, — ответила я и села рядом. — А я не смог заснуть, — сказал он. — Это завтрашнее дело… Он замолк. — Честно говоря, оно мне не нравится, — кивнула я. — Что-то с ним не так. — Да, — ответил он. — От него смердит за версту. — Но у нас нет выбора? — Выбор есть всегда, — сказал Иорвет. — Но времени отказаться от него и искать Исенгрима самим у нас нет. — Времени нет… — повторила я и подумала о том, как давно не возвращалась в мой мир. Воспоминание о нём ускользало, как о сне, приснившемся когда-то прежде. — Прошло четыре года, как Исенгрим покинул Север, и я не знаю, что за незнакомца встречу вместо него, — сказал Иорвет. — Конец путешествия близок, — сказала я. — И если нас не растерзают снежные пантеры и не изрубят в фарш стражницы из Двенадцати, то через день ты узнаешь. — Это так, — помедлив, сказал он. Его кожа, покрытая каплями дождя, блестела в тёмно-синей ночи. — Я должен попросить тебя кое о чём. Я кивнула. — Исенгрим не должен узнать о наших отношениях. — У нас же нет отношений, — помолчав, сказала я. — Да… То есть, нет. Есть, но не те — мы друзья. — Которые занимаются любовью. — Да. — Вообще никаких отношений, — подтвердила я. — Да, — начав раздражаться, сказал он. — Поэтому Исенгрим ничего не должен узнать о наших не-отношениях. Это слишком большой риск. В лучшем случае он просто не станет со мной разговаривать… — его губы скривились. — Bloede arse, мне не нравится говорить такое даже другу… — У нас же договор, так что всё честно. Не переживай, мимолётный курортный роман — не повод ставить под угрозу твои планы. — Вот как, мимолётный роман? — «Беспроигрышная ситуация, никаких обязательств», — процитировала я слова Иорвета, впервые за долгое время почувствовав, что делаю всё правильно. Я не должна ставить его перед выбором, не должна давать ему повод нарушить данную им клятву и не должна в своих кратковременных гастролях по этому миру вмешиваться в его судьбу, как это произошло с Эскелем. — Приятный бонус к нашему совместному путешествию и только. — И ничего больше? — я заметила в его взгляде ярость. — Ничего больше. — Отлично, — отчеканил он. — Как нельзя лучше. — Не забудь предупредить Борха, — сказала я. — Он болтлив, а Исенгрим — его друг. — Я уже поговорил с ним, — ответил Иорвет. — Он будет хранить молчание, если мы никому не расскажем о его сыне. — Отлично, — сказала я и поднялась. — Рассвет скоро. Я — спать. Дождь так и продолжал мокро шуметь по крыше, и, несмотря ни на что, я заснула мгновенно. Иорвет вернулся под утро, и сквозь сон я почувствовала, как ледяные пальцы прикоснулись к моей руке, и я сжала его ладонь в своей. АЛТИНАДИР. Золотой ребёнок После полудня за нами с Иорветом прибыл юноша с серебристо-зелёной кожей. С порога он шёпотом поинтересовался, где находится ванная комната, и вышел из неё, наматывая на шею мокрый шарф и тщательно расправляя его над узкими прорезями в коже, похожими на жабры. Борх исчез ещё до того, как я проснулась. Мы с Иорветом в ожидании провожатого провели утро в сборах, уходе за оружием и молчании и лишь изредка перебрасывались скупыми фразами, как будто пытались примериться к нами же самими расставленным рамкам. Несмотря на железобетонную уверенность, что вчера я поступила правильно, меня ломало, как наркомана Сагато без дозы афиума, и стоило больших усилий сдержаться, чтобы уже привычно не прикоснуться, не поцеловать Иорвета и не признаться, насколько сильно мне его не хватает. Он же то ли не придумал, как себя вести, то ли решил, что, учитывая риски, овчинка выделки не стоит (и от этой мысли меня прошибал холодный пот), но вёл себя так, будто мы и правда были друзьями, всего лишь друзьями… Вернувшиеся к нам одежда и доспехи выглядели новыми, одеяла были выстираны и высушены, шерсть медвежьей шкуры блестела, как в рекламе шампуня, а в начищенные сапоги можно было смотреться. Дождь закончился, но небо затягивала плотная тёмно-серая пелена облаков. Юноша повёл через город по направлению к набережной и время от времени взмахивал длинными ладонями с перепонками между пальцев, чтобы обратить наше внимание на те или иные достопримечательности. — Восточный вход во дворец, — прошептал он и показал на длинную очередь, уходившую за поднятую кружевную решётку ворот. — Сегодня день Прошений, царица принимает население. Он свернул на узкую каменную набережную, стиснутую между рекой и отвесными стенами резиденции Хатун Мелике. В башенных окнах поблёскивали золотые кольчуги Дочерей. За дворцом царицы начались кварталы богатых домов, которые резко закончились, и потянулись трущобы из глинобитных кривых домишек, а потом кончились и они, и вот уже вокруг хлюпающей, размытой дождём тропы теснились сплетённые из ветвей шалаши, обмазанные глиной. Юноша остановился, стянул башмаки и, связав их, перекинул за спину. Между длинных пальцев его ног тоже были перепонки. Оборванные жители, завидев блестящий металл наших кольчуг и оружия, тенями шмыгали по домам. Я по щиколотку провалилась чистеньким сапогом в грязь. Дальше потянулись деревянные заборы, от топкого берега, поросшего осокой, несло болотом. Юноша нашёл нужное место, отвёл в сторону доску и, оглядевшись по сторонам, пролез внутрь. На территории, куда мы попали, всюду виднелись присыпанные дёрном кучи с трубами в вершинах, из которых валил чёрный дым. Перепачканные сажей мужчины, похожие на нашего провожатого, насыпали в тачки древесный уголь из потушенных куч и строили новые, склады