рила я и подумала о том, как давно не возвращалась в мой мир. Воспоминание о нём ускользало, как о сне, приснившемся когда-то прежде. — Прошло четыре года, как Исенгрим покинул Север, и я не знаю, что за незнакомца встречу вместо него, — сказал Иорвет. — Конец путешествия близок, — сказала я. — И если нас не растерзают снежные пантеры и не изрубят в фарш стражницы из Двенадцати, то через день ты узнаешь. — Это так, — помедлив, сказал он. Его кожа, покрытая каплями дождя, блестела в тёмно-синей ночи. — Я должен попросить тебя кое о чём. Я кивнула. — Исенгрим не должен узнать о наших отношениях. — У нас же нет отношений, — помолчав, сказала я. — Да… То есть, нет. Есть, но не те — мы друзья. — Которые занимаются любовью. — Да. — Вообще никаких отношений, — подтвердила я. — Да, — начав раздражаться, сказал он. — Поэтому Исенгрим ничего не должен узнать о наших не-отношениях. Это слишком большой риск. В лучшем случае он просто не станет со мной разговаривать… — его губы скривились. — Bloede arse, мне не нравится говорить такое даже другу… — У нас же договор, так что всё честно. Не переживай, мимолётный курортный роман — не повод ставить под угрозу твои планы. — Вот как, мимолётный роман? — «Беспроигрышная ситуация, никаких обязательств», — процитировала я слова Иорвета, впервые за долгое время почувствовав, что делаю всё правильно. Я не должна ставить его перед выбором, не должна давать ему повод нарушить данную им клятву и не должна в своих кратковременных гастролях по этому миру вмешиваться в его судьбу, как это произошло с Эскелем. — Приятный бонус к нашему совместному путешествию и только. — И ничего больше? — я заметила в его взгляде ярость. — Ничего больше. — Отлично, — отчеканил он. — Как нельзя лучше. — Не забудь предупредить Борха, — сказала я. — Он болтлив, а Исенгрим — его друг. — Я уже поговорил с ним, — ответил Иорвет. — Он будет хранить молчание, если мы никому не расскажем о его сыне. — Отлично, — сказала я и поднялась. — Рассвет скоро. Я — спать. Дождь так и продолжал мокро шуметь по крыше, и, несмотря ни на что, я заснула мгновенно. Иорвет вернулся под утро, и сквозь сон я почувствовала, как ледяные пальцы прикоснулись к моей руке, и я сжала его ладонь в своей. АЛТИНАДИР. Золотой ребёнок После полудня за нами с Иорветом прибыл юноша с серебристо-зелёной кожей. С порога он шёпотом поинтересовался, где находится ванная комната, и вышел из неё, наматывая на шею мокрый шарф и тщательно расправляя его над узкими прорезями в коже, похожими на жабры. Борх исчез ещё до того, как я проснулась. Мы с Иорветом в ожидании провожатого провели утро в сборах, уходе за оружием и молчании и лишь изредка перебрасывались скупыми фразами, как будто пытались примериться к нами же самими расставленным рамкам. Несмотря на железобетонную уверенность, что вчера я поступила правильно, меня ломало, как наркомана Сагато без дозы афиума, и стоило больших усилий сдержаться, чтобы уже привычно не прикоснуться, не поцеловать Иорвета и не признаться, насколько сильно мне его не хватает. Он же то ли не придумал, как себя вести, то ли решил, что, учитывая риски, овчинка выделки не стоит (и от этой мысли меня прошибал холодный пот), но вёл себя так, будто мы и правда были друзьями, всего лишь друзьями… Вернувшиеся к нам одежда и доспехи выглядели новыми, одеяла были выстираны и высушены, шерсть медвежьей шкуры блестела, как в рекламе шампуня, а в начищенные сапоги можно было смотреться. Дождь закончился, но небо затягивала плотная тёмно-серая пелена облаков. Юноша повёл через город по направлению к набережной и время от времени взмахивал длинными ладонями с перепонками между пальцев, чтобы обратить наше внимание на те или иные достопримечательности. — Восточный вход во дворец, — прошептал он и показал на длинную очередь, уходившую за поднятую кружевную решётку ворот. — Сегодня день Прошений, царица принимает население. Он свернул на узкую каменную набережную, стиснутую между рекой и отвесными стенами резиденции Хатун Мелике. В башенных окнах поблёскивали золотые кольчуги Дочерей. За дворцом царицы начались кварталы богатых домов, которые резко закончились, и потянулись трущобы из глинобитных кривых домишек, а потом кончились и они, и вот уже вокруг хлюпающей, размытой дождём тропы теснились сплетённые из ветвей шалаши, обмазанные глиной. Юноша остановился, стянул башмаки и, связав их, перекинул за спину. Между длинных пальцев его ног тоже были перепонки. Оборванные жители, завидев блестящий металл наших кольчуг и оружия, тенями шмыгали по домам. Я по щиколотку провалилась чистеньким сапогом в грязь. Дальше потянулись деревянные заборы, от топкого берега, поросшего осокой, несло болотом. Юноша нашёл нужное место, отвёл в сторону доску и, оглядевшись по сторонам, пролез внутрь. На территории, куда мы попали, всюду виднелись присыпанные дёрном кучи с трубами в вершинах, из которых валил чёрный дым. Перепачканные сажей мужчины, похожие на нашего провожатого, насыпали в тачки древесный уголь из потушенных куч и строили новые, складывая поленницы в ямах. Дым стелился по земле, мы лавировали между рабочими, пока не вышли к гигантскому деревянному складу. Юноша приоткрыл дверцу, врезанную в широкую створку ворот, и скрылся. Издалека показалось, что Борх, стоящий у насыпи из угля, беседует с краснолюдом. Во всяком случае ростом его собеседник, обладатель пышной до пояса бороды, едва доставал ему до груди. — Вот и вы! — приветственно воскликнул Три Галки. — Господин Хлогрхагг, позвольте представить моих друзей. Мы подошли, и только тогда я заметила, что кожа господина с труднопроизносимым именем тоже отливала серебристой зеленцой, а ухоженная борода была цвета тины. С его пояса свисал увесистый кошель, очень похожий на тот, что Борх передал бывшему наложнику царицы. Господин церемонно раскланялся и сказал что-то непонятное свистящим громким шёпотом. На всякий случай мы вежливо склонили головы, и он ушёл. — Нет ничего более противоестественного для речного народа, чем деятельность по заготовлению древесного угля, — сказал Борх, глядя ему вслед. — Однако от наследства не отказываются, и Хлогрхагг получил от отца-краснолюда не только предприятие, но и деловую хватку. Его родственникам со стороны матери, до того влачащих жалкую жизнь в загрязнённых водах Алтинина, ничего не оставалось, как согласиться работать на него. Борх открыл дверь в стене склада с углем и провел нас коридорами в кабинет, бывший, наверное, единственно чистым помещением в здании: с дубовыми конторками, лоснящимися кожаными креслами и стоящей за ширмой невероятного размера бадьёй, наполненной прозрачной водой. Рядом на скамейке лежали стопками белые полотенца. — До вечера это помещение в нашем распоряжении, — сказал Борх. — Располагайтесь. Он развязал вместительный мешок и, отодвинув с монументального дубового стола бумаги и чернильницу, стал доставать хлеб, сыр и другие припасы. — Почему мы встречаемся здесь? — спросила я, стоя на пороге и пытаясь сбить с сапогов налипшую грязь. — Уголь, много угля нужно для дела, — сказал Борх и довольно потёр руки. — Я был впечатлён вашим стилем работы и захотел придумать для нашей тайной операции нечто столь же изощрённое. Иорвет хмыкнул и подошёл к окну, откуда виднелись чадящие кучи. — Погода благоволит нам, — сказал Борх. — Если ветер не разгонит облака, то в ночи без звёзд никто не заметит меня на фоне неба. Я устала бороться с сапогами и стянула их. Упала в кресло неподалёку от низенького столика и закинула на него ноги. Из-под низко надвинутой шляпы, как бандит из вестерна, я оглядывала сообщников и размышляла о том, что энтузиазм Борха мне совсем не нравится. Иорвет тоже был мрачен. — Похоже, что ты уже всё продумал, — сказал он, отвернувшись от окна. — Может быть, пришло время и нам рассказать? *** После того, как Иорвет скрепя сердце одобрил план Борха, мы скоротали вечер за настольной зерриканской игрой, найденной в кабинете. На столешнице круглого мраморного столика была выбита спираль в виде змеи с головой в центре и с ямками на теле. С каждым броском костей три разноцветные каменные фигурки драконов продвигались от хвоста змеи к голове по хитрым правилам, которые Три Галки не то плохо помнил, не то придумывал и менял на ходу. После того, как он выиграл у нас три раза подряд, Иорвет с досадой откинул свою фишку и поднялся. — Довольно, — сказал он. — Пора. — Пора… — эхом отозвался Борх и достал из мешка два свёртка. — Ваша одежда. Мы облачились в тёмно-серые, почти чёрные полотняные штаны и такого же цвета рубахи с запа́хом. — Ты планировал выступление труппы бродячих артистов или ограбление? — язвительно спросил Иорвет, застёгивая пояс с мечом. Я усмехнулась — на мой взгляд, мы были больше похожи на любительскую секцию каратэ на выезде. — Ограбление с феерическим выступлением! Как жаль, что нам ни в коем случае не нужна публика, — радостно ответил Три Галки, не обращая внимания на наши настроения. — В темноте в этой одежде вы будете невидимками. Мечи лучше не брать — никто не должен пострадать сегодня. Да и если дойдёт до того, что вам придётся использовать оружие, оно вам не поможет. И обувь оставьте — карабкаться по стенам лучше всего босиком. Я отложила в сторону перевязь с мечами, однако оставила на поясе ведьмачий нож и карман с эликсирами. Мы упаковали доспехи и обувь в наши сумки, приторочили к ним оружие и связали между собой, а Борх выдал две сумки поменьше. В Иорветовой лежали аккуратно сложенные верёвки с крюками на концах, а в моей скрученные из соломы плотные шарики. От них шёл тягучий запах, одновременно похожий на запах старой древесной коры и тёплой человеческой кожи, к тому же будто бы натёртой какими-то специями. — Вот остатки мускуса, возьми с собой на всякий случай, — Борх протянул мне пузырёк, добытый через иликанина, и я вставила его в пояс рядом со свежесмешанными дозами Кошки. — Готова! — Ждите снаружи, я скоро буду, — велел Борх. Тьма спустилась на город, беззвёздное небо слилось с угольными кучами, и только искры, вырывающиеся из труб, вспарывали ночной мрак. Иорвет подобрал уголёк с земли и нарисов