сё больше, а Борх смотрел на меня так, будто я была разъярённой гарпией. — Мы сделали для тебя всё, на что способны, и ради чего? Ради кусочка информации, где находится Исенгрим, а не ради богатства и славы. А ты продолжил шантажировать нас и ставить условия! Любой поступок влечёт последствия, ты сам говорил это. И последствия того, что ты не вернулся к Лирменадатт на её зов, ты должен расхлёбывать сам! Три Галки вскочил, яростно сверкая глазами, и, вмиг обратившись, взмыл орлом в небо. *** Иорвет молчал, и у меня не было слов для него, чтобы хоть как-то утешить. Пока он складывал костёр, я умылась в речной заводи и оттёрла угольные разводы с кожи. На ключицах распухли и ныли глубокие царапины от когтей снежной пантеры. Прохладная вода согнала сонливость, хотя в голове гудело от полёта и бессонной ночи. Потом Иорвет ушёл на берег, а я достала карту. «Горы и река с быстрым течением», — думала я, водя по бумаге пальцем. Подходящих мест было катастрофически много: сходу я насчитала три притока Алтинина, берущих начало в Драконовых горах, и ещё четыре реки в Восточных, а ведь наверняка были и не обозначенные на карте речки и ручьи. — Потом подумаем, — сказал Иорвет, вернувшись с реки и бросив взгляд на карту у меня на коленях. — Надо поспать. Опустошённые неудачей, мы разбрелись к сумкам и на миг неловко застыли с одеялами в руках, глядя друг на друга, будто бы каждый ждал от второго невидимого сигнала, чтобы сделать шаг навстречу. Не дождавшись, завернулись в свои одеяла и улеглись у костра, тесно прижавшись друг к другу, потому что иначе тоже уже не могли. А высоко в белёсом утреннем небе, широко расправив крылья и сверкая золочёными перьями на хвосте, парил беркут. ДРАКОНЬИ ГОРЫ. Дом стоит и свет горит Проснулась я с тяжёлой головой и противным ощущением жестокого похмелья. Открыла глаза. Прямо перед лицом по травинке ползла божья коровка. Потом её жёлтый панцирь разломился надвое, выдвинулись прозрачные крылья, и она улетела. Я следила за ней, а потом перевела взгляд в пустое синее небо. Глаза ощущались воспалёнными, словно вчера всю ночь я ходила на глазных яблоках по песку. «Кошка… — догадалась я, — наверное, доза была слишком большой. Плюс полночи ветер дул в глаза в полёте…» Взбодрившись от мысли, что похмелье было ненастоящим, и решив принять для надёжности Белого Мёда, я отправилась к реке. Чутьё вернулось ко мне не вполне, знак на ладони едва побелел, и я долго сидела на берегу в медитации, пытаясь учуять в воде какую-либо опасность. Река катилась безмятежно, я зашла в воду и нырнула глубоко, оттолкнувшись ногами от вязкого и холодного илистого дна. Искупалась и почувствовала себя готовой вернуться к Иорвету и к проблемам. Сбоку тлеющего костра стоял полуостывший котелок, на припудренной пеплом поверхности чая плавал розовый лист осины с желтыми прожилками. Иорвет махнул рукой на разложенные на сумке хлеб и сыр из вчерашних запасов Борха. Сам эльф сидел неподвижно и задумчиво крутил что-то в пальцах. — Знаешь, что самое важное в новиградском покере? — через некоторое время произнёс он, разжав ладонь, и я увидела свернувшуюся на ней серебряную змейку с крохотным зелёным камнем в голове. — Новиградский — это какой? — спросила я. — В него играют картами, а не костями, и ты не знаешь карт в руке соперника. Ты можешь делать большие ставки, надеясь, что следующим ходом на стол придёт нужная тебе комбинация… Так вот, — продолжил он, — Даже если ты зашёл очень далеко и даже если ты поставил очень много, самое главное — вовремя сказать «пас». Новиградский покер, похоже, имел те же правила, что и популярная разновидность покера в нашем мире. Иорвет подкинул кольцо и поймал его в кулак. — Я сделал ставку на слабых, но многообещающих картах, когда решил идти за Исенгримом. Я удвоил её, когда мы пошли за алхимиком, и на стол выпали пустышки. И я дважды удвоил её, когда доверился дракону, но и следующая карта опять не помогла нам. Пришло время сказать «пас». Я вздохнула и посмотрела на небо. В этот раз оно не было пустым. — Осталась последняя нераскрытая карта, — тихо сказала я, следя за вспыхивающими в вышине золотистыми перьями на хвосте гигантского беркута. — У нас она зовётся «ривер», что значит «река». Вслед за мной Иорвет тоже поднял голову. — И хорошо бы, чтобы течение этой реки было быстрым, — проговорил он, наблюдая, как беркут по спирали спускается на остров. *** — Я подумал над твоими словами, — сказал Борх, глянув на меня, зацепил пальцы за ремень и выпрямился. — И я не согласен! Он заносчиво смотрел на нас сверху вниз, а мы с Иорветом так и сидели у костра и выжидающе смотрели на него. Борх назидательно поднял палец. — Для того, дорогуши, чтобы судить о мотивах драконов, тонко балансирующих на грани между вселенскими силами Порядка и Хаоса и самим своим существованием удерживающих эту грань от сползания, нужно выйти далеко за пределы морали, доступной двуногим существам из плоти и крови! Иорвет прищурился. — Ты вернулся, чтобы сообщить нам, что ты не согласен? — спросил он. — Нет, — буркнул Борх. — Я вернулся, чтобы сообщить вам, что принял к сведению ваше мнение. Однако в создавшейся ситуации мне нужен совет кого-то более мудрого, кто думает эпохами, вневременными ценностями, нежели вы, один из которых наивно полагает, что пара столетий — достаточно долгий срок для планирования, а другая так и вообще живёт в текущем моменте, старательно не задумываясь даже о том, что будет завтра! Борх завершил тираду и оглядел нас. — Подумал я и о том, что, исходя из вышеизложенного, иного поступка от вас я не вправе был ожидать, а долг есть долг, который, как известно, платежом красен, — он сделал паузу и торжественно произнёс: — Собирайтесь, ещё до захода солнца мы будем на месте. Он развёл в стороны руки ладонями вверх и, судя по всему, ожидал бурных оваций. — Хорошо, — ровно сказал Иорвет и встал. *** Мы снова летели вдоль Алтинина на север, и далеко внизу по жёлто-красным лесистым берегам и по лоскутам полей вокруг поселений бежала наша крохотная тень. Но на этот раз я почти не смотрела по сторонам, а старательно задумывалась. Слова Борха достигли цели и уязвили меня, хотя признавать, что он прав, очень не хотелось. В будущее ведёт дорога из прошлого, а было ли оно у меня? То прошлое, которое я, как воровка, ощущала своим, в реальности принадлежало похожему на меня человеку, а не мне. Какой смысл задерживаться в нём, простраивать из него дорогу в будущее? Да и зачем мне беспокоиться о будущем, если в этом мире я нечто вроде пациента, получившего от врача финальный приговор? Я придумала план, и я ему следую. Каких ещё раздумий о будущем хотело от меня мудрое существо, поддерживающее баланс порядка и хаоса? Вот Иорвету — да, есть что подумать о будущем, что он, пока мы собирались, по всей видимости и делал, не обращая внимания ни на что вокруг. Перед полётом мы навязали между пальцев дракона верёвки, на которых можно было сидеть, как в гамаке, а не свисать, болтая ногами в воздухе. Ещё некоторое время ушло у меня на то, чтобы вставить кольчугу обратно в куртку. Я переоделась в доспехи из шкуры виверны — сезон футболок и шорт закончился. Дракон ушёл ещё выше, и на горизонте показались первые гряды гор. Алтинин становился всё более извилистым, поля исчезли. От ледяного ветра кожа на лице задубела. Потом из вечернего неба выступили снежные шапки гор, а леса стали тёмными. На левом берегу в изгибе реки я увидела крепость — серый квадрат двора, каменные стены, облупленную красную черепичную крышу. Виллентретенмерт пошёл на снижение, оставив крепость позади, и приземлился на каменистом берегу реки. Небо скрывал девственный хвойный лес, и в сумрак под кронами уходила тропа. — Я чувствую себя загнанной лошадью, — жаловался дракон, пока я срезала верёвки с его лап. Через миг он обратился рыжим конём, прогарцевал к реке, весело журчащей по камням, и долго и жадно пил воду. Иорвет отвязывал лук и мечи от сумок, дёргая за ремни и посматривая на тропу. Ещё ни разу за всё время наших странствий я не замечала, чтобы он позволял себе так явно обнаруживать волнение. И я заволновалась тоже — тоскливо и с нехорошими предчувствиями. Борх, наконец, оторвался от воды и принял образ человека. — Я думаю о чулане в доме моего друга, — сказал он. — О маленькой дверце, запертой на щеколду, за которой в темноте скрыты сокровища: с потолка свешивается копчёный свиной окорок, на средней полке головка сыра, такая, знаете ли, с полужидкой серединкой, пирог под полотенцем, бочки с соленьями… Что вы копаетесь?! Иорвет, который был уже давно готов, зашагал вверх по тропе. Борх пошёл рядом со мной. — По низу расставлены бочонки с пивцом, с краниками. А в углу, скрытые от глаз, круглые кексы, корочка у них хрустит, а под ней засахаренные орехи и сухофрукты. Но это оставим на утро, с чашечкой кахве, мы же не обжоры… Тропа вывела к плоскому лесистому уступу, на котором стоял дом. В окне горел свет. Иорвет резко остановился, я догнала его и, поддавшись порыву, сжала его ладонь. Он коротко сжал мою в ответ и зашагал к двери, которая распахнулась перед его носом. На фоне светящегося проёма стоял высокий эльф с пустыми вёдрами в руках. Он не спеша поставил вёдра на землю, отёр руки о выпущенные полы прямой рубахи. Тёмные, слегка волнистые волосы, из которых выглядывали острые уши, опускались ниже плеч. Через лоб по диагонали, изуродовав бровь, нос и щёку, лицо пересекал глубокий рваный шрам. Эльф смотрел на Иорвета так, будто увидел привидение, а Иорвет смотрел на него. — Bloede arse, — проговорил, наконец, эльф. — Iorveth! — Ceádmil, Isengrim, — сказал Иорвет. *Здравствуй, Исенгрим* Эльф шагнул вперёд и крепко обнял Иорвета. — Не могу сказать, что рад возвращению прошлого, которое ты, несомненно, принёс с собой, но я определённо чертовски рад тебе, брат, — голос Исенгрима был низким, глубоким, с заметной хрипотцой. Он встряхнул Иорвета за плечи, будто до сих пор не мог поверить, что видит того наяву, ещё раз хлопнул по спине и крепко пожал руку Борху. — Две зимы назад ты обещал навестить меня, старый обманщик. Где ты пропадал? — Такие истории не расска