силась бежать. Каикуму, который мчался наперерез, высоко в руке, как огненосец, держа факел, настиг меня и пантерой прыгнул на спину. Я упала, он молниеносно вырвал из моей руки стилет Иорвета, размахнулся и всадил мне в грудь. Стилет пробил толстую кожу доспеха и с глухим звуком остановился. Глаза лежащего на мне вождя удивлённо расширились, он опять занёс руку, а я саданула его коленом в пах и откатилась в сторону. Каикуму вскочил, рядом вжухнула стрела и воткнулась ему в солнечное сплетение. Он недоумённо опустил взгляд на мерно поднимающийся и опускающийся обеденный нож с торчащим из него тростниковым стеблем — от ножа по животу заструился ручеёк крови. Схватив с земли выпавший факел, я ткнула в вождя. Тростниковая юбка, а вслед за ней и промасленная кожа вспыхнули, Каикуму закричал, я побежала прочь. Вахити упал, держась за стрелу, торчащую из горла. Третий брат уже подносил факел к тростнику у хижины жреца. Стрела впилась ему под лопатку, но, не обращая на неё внимания, вождь опустил факел, и огонь лизнул тростниковые листья. Тогонга развернулся к нам с Иорветом, широко улыбнулся и приложил факел к юбке. *** Иорвет аккуратно поднял с земли ещё горящий факел Вахити и швырнул в свой трон. Огонь мгновенно охватил тростник. Бараки горели, ввысь клубами уходил дым, и с неба, как чёрный снег, хлопьями падал пепел. Последние крики стихли, и неподвижный воздух наполнил горелый смрад. Лоснящуюся маслом кожу эльфа тонким слоем покрывали разводы пыли и грязи. Опустившись на землю посреди двора, мы с Иорветом прислонились спинами друг к другу и смотрели, как полыхали тростниковые крыши, как огонь пожирал стены. Я расстегнула ремни куртки и погладила тёплую чешую амулета Саскии, защитившего мою грудь. На гладкой, будто лаковой, поверхности не осталось ни царапинки. — Ты хотел меня убить, — сказала я хрипло. Голос не слушался. — Я всё помню, — едва слышно, но уже своим голосом ответил Иорвет. Мы молчали. Откинув голову, я оперлась затылком о его спину. — Кто такой Велунд? Эльф не ответил. Моя голова чуть приподнималась и опускалась в ритм его дыхания, и мне казалось, что я качаюсь на волнах. Внутрь хижины жреца со скрежетом и фонтанами искр провалилась горящая обрешётка крыши. Я уже забыла о вопросе, глаза закрывались. — Велунд Фелеаорн, мой предок, — тихо сказал Иорвет, — строитель и кормчий Белых Кораблей. ПУСТОШИ. Двимеритовый браслет Спиной к спине, не в силах пошевелиться, мы просидели несколько часов — сон после изнуряющего действия отвара лозы духов сморил не только меня, но и Иорвета. Проснулась я от того, что спина потеряла опору, и я повалилась на землю. — Надеюсь, ты спасла мои доспехи, — недовольно высказал Иорвет, расправляя тростниковые листья юбки так, чтобы сгустить их в районе паха и задницы. — А по-моему, эти тоже ничего, — я злорадно улыбнулась и, конечно, получила в ответ полный ярости взгляд. — Мне нравятся! От обугленного остова нашего дома пыхало жаром, но открытого огня уже не было. Сбоку, в глубине прорытого лаза, откуда я выбралась, виднелась макушка мирно спящего, свернувшегося калачиком и припорошенного пеплом Хонзы. Мы вытащили из-под жреца сумки, и Иорвет достал из своей чистую рубаху. С сомнением покрутил в руках, оглядел своё промасленное запылённое тело и со вздохом убрал рубашку обратно. У дальней стены частокола нашёлся оборудованный родник, и мы до вечера таскали вёдра с водой к дому жреца, чтобы, наконец, пробраться внутрь. Одежда и доспехи эльфа плавали в чёрном киселе из полувыпарившейся воды пополам с золой, и Иорвет отправился к роднику отстирывать их и себя. Я же, для храбрости сжав в руке его стилет, подошла к трупу Каикуму. Тот лежал ничком, обуглившиеся лохмотья кожи вздулись пузырями, расползлись, обнажая побелевшую плоть. Я осторожно подцепила лезвием ожерелье на шее вождя, и от одного прикосновения оно рассыпалось, и по земле раскатились почерневшие бусины. Ничего похожего на ключ от двимеритового браслета на теле Каикуму, как и на телах его братьев, я не нашла. Последнюю надежду отыскать ключ я возлагала на хозяйственные постройки. На наше счастье, вилам и лопатам, копьям, мечам да и сундукам с награбленным за три года туземцами барахлом не потребовалось воссоединяться с Тукаитауа. Довольно скоро, в первом же из двух сараев я отыскала изъятое у нас оружие и Иорветов колчан со стрелами. На душе полегчало, но ни ключа, ни чего-либо похожего на него найти я так и не смогла. Иорвет, облачённый в чистые штаны и рубашку, подошёл и стал рассматривать выпотрошенные сундуки и разбросанные мною вокруг сарая шкуры, бутылки, горки из подсвечников, блюд и утвари. — Уже темно, — констатировал он. — Мне нужно найти ключ, — упёрлась я. — Завтра найдём. Переночуем внутри частокола, трупоеды сюда не доберутся. Я неохотно поднялась. Во всяком случае ко мне вернулись мечи, хотя тщательно подавляемая паника от того, что чёртов браслет так и продолжал красоваться на руке, только усилилась. Ночевать решили в гигантском стогу тростниковых листьев недалеко от родника. В темноте я умылась и по примеру эльфа выстирала одежду, думая о том, что никогда ещё мне не приходилось заниматься столь мирным занятием в деревне, полной мертвецов, и даже была благодарна потрясению, вызванному действием отвара лозы духов, так как подозревала, что раздирающий взрыв эмоций во время галлюциногенного прихода притупил чувствительность, и я в полной мере ещё не осознавала ужаса произошедшего. Зашелестел сухой тростник, на стог взобрался Иорвет и улёгся неподалеку. — Интересно, не прирежет ли нас во сне Хонза? — задумчиво спросила я, глядя в тёмное небо на проступающее сквозь дымку бледное лунное марево. — Я позаботился, не прирежет, — усмехнулся Иорвет. Я не стала уточнять, в чём именно выразилась его забота — раз Иорвет сказал, значит, так оно и было. В глубине стога умиротворяюще шуршали мыши, а за частоколом один за другим вступали в воющий хор голоса — вся нечисть окрестностей стягивалась на запах пира. *** Непрекращающийся ночной вой не помешал мне отлично выспаться. Открыв глаза, я потянулась на ложе из тростника и огляделась. Несмотря на наступивший день, вой, а точнее, тоненький скулёж всё ещё был слышен. Я соскользнула со стога — Иорвета уже не было. Около сгоревшей хижины жреца, наполовину высунувшись из лаза, торчало тело Хонзы, который и издавал поскуливающие звуки и в попытках выбраться извивался, словно гусеница. Руки жреца были накрепко связаны за спиной. — Эй, пророчица! — радостно позвал он. — Погоди! — крикнула я и отправилась на поиски Иорвета. Мало ли, может быть, у него на жреца были свои планы. Эльф, уже переодевшийся в высохшие вычищенные доспехи, отыскался в дальнем сарае. Перед сараем так же, как и вчера перед моим, было раскидано содержимое вместительных плетёных сундуков и корзин, только это было весьма странное содержимое: изощрённые щипчики и зажимы; валики, ощетинившиеся шипами; гнутые, с опасно выглядящими зубцами железяки непонятного назначения; набор клейм. Я подняла одно клеймо — на печати виднелись переплетённые змеи с расходящимися в стороны языками пламени. — Тебе очень повезло с браслетом, — сказал Иорвет, с мрачным выражением на лице крутивший в руках нечто вроде чугунной сандалии с утыканной гвоздями подошвой. Гвозди смотрели внутрь. — Да уж, меня всегда поражало воображение людей в вопросе пыток, — сказала я, вспомнив, как мне становилось дурно, когда в прошлой жизни случалось попасть в музеи средневековых пыток. Я присела рядом и взяла в руки цепочку со вставленным в одно из звеньев штырём. — А это зачем? — Обматываешь вокруг головы и крутишь штырь, — ответил Иорвет. — Вижу, что эльфы тоже весьма искушены в вопросе, — саркастично заметила я и подумала о том, как мало в действительности знаю Иорвета. И что одно дело бой, а другое — пытки, которые для здешнего дикого средневековья были совершенно обыденным делом. И зная всё это, я всё равно не могла, абсолютно не могла себе представить, чтобы эльф был способен упиваться процессом, использовать эти щипчики, вгонять иглы под ногти, растягивать на дыбе. Я понимала, что обманываю себя, но мне так не хотелось в это верить! Иорвет отвернул повязку, поднял волосы и дотронулся пальцем до шрама над правым ухом. — Я весьма искушён в этом вопросе. Как и во многих других, — горько сказал он, расправляя повязку над выколотым глазом. Я почувствовала, что моё лицо вспыхнуло. — Вместо всего этого лично мне достаточно ножа, — невозмутимо добавил он. В нашу сторону с руками за спиной, покачиваясь, ковылял Хонза, выбравшийся, наконец, из лаза. — Изверги! — завопил он. — Дайте опохмелиться! За что мне эти пытки? *** Ключа не было. Мы ещё раз перетряхнули все сараи, расчистили часть мужского барака, где жили вожди, и перекопали их прогоревшие вещи. Я концентрировалась и медитировала на ходу. Не для поиска ключа (в браслете моё чутьё не работало), а для спокойствия. Попутно я изо всех сил старалась не смотреть на скорчившиеся чёрные останки жителей, но тяжёлый дух в бараках не позволял забыть о них. Подгоняемая рвотными позывами, я выбегала, корчилась за углом от спазмов в пустом желудке и возвращалась снова. Хонза мельтешил рядом и постоянно крутил и отщёлкивал крышку своего компаса. Потом он исчез куда-то, оставив нас в покое, и появился только через некоторое время около сундуков с непочатыми бутылками. Выбрал и уложил в мешок несколько штук. — На дорожку, — пояснил он. У меня опустились руки. Ключ так и не нашёлся. Все варианты высунуть кисть через браслет провалились. Я мазала маслом, намыливала, но это не помогало. Уже всерьёз я раздумывала над тем, чтобы как-нибудь аккуратно сломать кости запястья и просунуть-таки руку через браслет, но не была уверена, что рука после этого сможет восстановиться. Хонза, который уже устал маяться, подошёл к нам с Иорветом. — Я знаю, у кого точно должен быть ключ, — произнёс он, и я отложила нож, которым пыталась поддеть пластины браслета. — Вы всё равно идёте в Зерриканию, так ведь? Найдёте там чародеев-ренегатов, что с тростниковыми людьми воевали, у них ключ и будет. Это же изначально ихние игрушки, мои