шь, я был занят, — пробурчал Борх. Зоуи подошла к стене и отодвинула в сторону половину портьеры. На крашенной чёрным гладкой поверхности золотом было нарисовано генеалогическое древо. — Ты знаешь эту картину, Вилли, — сказала она Борху. — Но есть и другая. Она отдёрнула вторую половину шторы, за которой открылось ещё одно золотое генеалогическое древо. И у первого, и у второго на верхнем ярусе кроны осталось по одному листу. — Древние роды соединились, — торжественно сказала она, — это будет особенный ребёнок. — Я знаю, что он особенный, потому что это мой ребёнок, — проворчал Борх. — Ты упрям, как мул, — ответила Зоуи, присела с прямой спиной на край кресла и с любопытством посмотрела на Исенгрима. — Какое же дело ведёт тебя к Сердцу Мира, Вольф Исенгрим? Эльф тяжко вздохнул и глянул на нахмурившегося молчаливого Иорвета. — Мой брат зовёт меня обратно на Север, — сказал он. — Он говорит, что всё изменилось. Вот только… — Вот только ты не можешь измениться? — продолжила она. — Я не хочу, — твёрдо ответил Исенгрим, глядя в её блестящие чёрные глаза. Веструм тихонько рассмеялась и прикрыла веки. — Молодость — слабая и гибкая, старость — крепкая и чёрствая, — заговорила она, будто цитировала что-то по памяти. — Росток нежен и податлив, старое дерево — сухое и ломкое. Тот, кто негибок и твёрд, идёт дорогой смерти. Дерево, высокое и крепкое, найдёт свой топор. — Я уже нашёл свой топор, — тихо сказал Исенгрим. Иорвет вскочил с кресла и ушёл на другую сторону комнаты к шахматному столику. На полу недалеко от него на мощной деревянной ноге стоял объёмный, странно выглядящий глобус. Иорвет задумчиво рассматривал его и вдруг, заинтересовавшись, протянул к нему руку. Зоуи благосклонно посмотрела на Иорвета, как учительница смотрит на ученика, внезапно проявившего интерес к её предмету. — Пойдём, — она встала и поманила меня за собой. — Вам двоим будет небезынтересно узнать об устройстве мира, в который вы мельком заглядывали. Подойдя ближе, я поняла, почему глобус выглядел странно — он состоял из уменьшающихся полусфер, разрезанных по меридианам и насаженных на единую ось. Верхнюю, самую большую полусферу занимала детальная карта, в центре которой я узнала очертания Зеррикании, Северных королевств и Нильфгаарда. Зоуи заговорила таким тоном, будто перед ней была аудитория, полная студентов: — Внешний уровень мира — слой Порядка. Это реальность — то, что вы видите вокруг. Мир материи в пространстве и во времени, которое движется в одном направлении и с постоянной скоростью. Конечно, магия, как проявление Хаоса, добирается и сюда — всё же наш мир, хоть и напоминает слоистую луковицу, но един. Зоуи повернула верхнюю полусферу, и под ней открылась другая карта, повторяющая предыдущую, но все контуры которой были выведены белым по чёрному. — Пограничный уровень, где материальное и магическое проникают друг в друга, а Порядок и Хаос сосуществуют на равных. Материя и её формы — пространство и время начинают терять свои свойства и становятся изменчивыми. Вы попадали сюда, но дальше без поддержки Проводника вас не пускают ваши тела. Она повернула сегмент с картой изнанки, и под ним, на полусфере меньшего диаметра было нарисовано нечто вроде абстрактной картины из хаотических ярких цветных пятен на чёрном фоне. — Уровень Хаоса. Чем дальше мы уходим за пограничный слой, тем сильнее влияние субстанции — именно она порождает магию. Этих слоёв, вложенных друг в друга, — она притронулись к полусферам, — бесчисленное множество. И чем глубже, тем больше изменчивость материи, превращающейся в субстанцию, и тем меньше пространство и время отличаются друг от друга. Сегодня мы дойдём до этого уровня, но не дальше. Она отвернула третий цветной сектор, и последним открылся небольшой чёрный шар. — Это ядро, порождающее и поглощающее все остальные слои. Предельная точка, Сердце Мира, где пространство и время полностью теряют тот смысл, что мы придаём им в нашем мире, становятся непознаваемыми. Туда уходят навсегда, чтобы потом из этой точки родился новый юниверс, — сказала она. — Это бесконечно малый и одновременно бесконечно большой мир. Драйк Кин. Она лукаво посмотрела на наши явно ошарашенные от открывшейся информации лица. — Драйк Кин в переводе с мёртвого языка этой земли значит Дракон. Логично, не правда ли? — с каким-то восторгом сказала она и рассмеялась. — Но мы, конечно, не пойдём до самого ядра, нам же надо вернуться. Мы встретимся с отражением Драйк Кина в слое Хаоса. Иорвет повернул полусферы обратно, потом выдвинул карту изнанки. — Почему ты рассказываешь нам это? — спросил он. — Даже лучшие чародеи Севера не знакомы с таким устройством мира. Зоуи улыбнулась ему, как будто он задал по-детски наивный вопрос. — Теорий о строении мира столько, что ваше мнение ни на что не повлияет. Да вы и не будете рассказывать, как не будете рассказывать о запутанных семейных делах драконов. Я знаю это. Кроме того, те, кто не знаком с этой моделью мира, не поверят вам, как не верили в пророчества Знающей из твоего народа — Итлины. А те, кто поверят, знают и так. — Так легенда о Белом Хладе — правда? — спросил Иорвет. — Белый Хлад существует, это несомненно. Миры — такие же обитатели Вселенной, как и мы с вами на этой земле, и, как и среди любых существ, у них есть те, кто не прочь сожрать собрата. Белый Драйк Кин из таких. Однако текст пророчества Итлины, как и другие тексты этой прорицательницы, подвергся изменениям в процессе пересказов и переписывания, и текущий вариант несколько далёк от истины. — Миры, пожирающие друг друга… — заворожённо прошептала я себе под нос и тоже покрутила полусферы. — Боюсь, я утомила вас, — доброжелательно сказала Зоуи и, взяв Иорвета и меня под руки, увлекла обратно к креслам. Борх поднялся. — Солнце зашло, — сказал он. Я удивлённо огляделась — комната и вправду погрузилась в сумеречный мрак, хотя минуту назад света хватало, чтобы в подробностях рассмотреть все детали карт на глобусе. — Ты прав, нам пора, — сказала Зоуи и наклонилась к моему уху: — Оставь медальон здесь, волк не выдержит перехода. Почти растворившись в своей чёрной одежде в темноте, она прошла к занавешенной стене между шкафами и отдёрнула шторы, за которыми скрывалась дверь. Зоуи отворила её. Я положила боязливо подрагивающий медальон на кресло и вслед за моими спутниками направилась в чёрный дверной провал. ДРАКОНОВЫ ГОРЫ. Один вопрос — один ответ Тоннель, начавшись из комнаты Веструма, вёл в толщу горы. Никто не зажигал огня, позади нас и впереди была темень, но вокруг Зоуи непостижимым образом сохранялся ореол дневного света, и там, где она шла, из темноты проявлялись выбитые в камне своды. Она не излучала этот свет, он сопровождал её, будто прожектор, который следует за первым актёром. Борх торопился, однако не заступал за световое пятно, а справа от Зоуи возвышалась прямая стройная фигура Исенгрима. Мы шли позади, спрятавшись в темноте, и Иорвет держал меня за руку. Подуло холодным и влажным, и в тоннель просочился далёкий вибрирующий гул. Постепенно он нарастал, зудел в подошвах, а Зоуи со спутниками шла в светящемся молочно-белом тумане. Гул перешёл в грохот, и коридор окончился на краю пропасти — огромного жерла внутри горы, из которого с вышины обрушивался водопад и уносился в бесконечность внизу. С ног сбивало рваными порывами ветра, в лицо хлестали брызги. Зоуи зябко передёрнула плечами, нахохлилась и поманила всех поближе. — Вы должны идти рядом со мной! Начинаем спуск! — перекрикивая водопад, скомандовала она и взяла Исенгрима под руку: — А ты — что бы ни произошло, что бы ты ни увидел, не отпускай меня, слышишь? Исенгрим кивнул с таким невозмутимым видом, будто она предложила ему прогулку по саду. Зоуи подвела его к краю бездны и увлекла за собой вниз, Борх шагнул следом. Невольно я отпрянула от кромки обрыва, вжалась спиной в Иорвета, и тот обхватил меня обеими руками и, чуть ли не приподняв над землёй, сделал шаг за край. От мысли, что умирать в объятиях Иорвета не так уж и страшно, до ощущения, что почему-то под ногами земля, промелькнул лишь миг, в который мы сделали шаг, провернувшись, как стрелка часов от трёх до полуночи, и очутились на твёрдом каменном полу. Водопад, словно в аэродинамической трубе, летел над нашими головами горизонтально вдоль тоннеля. Зоуи с Борхом и Исенгримом ждали чуть впереди, и мы, мгновенно оттолкнувшись друг от друга, бросились их догонять. В лицо дул ураганный ветер, рубашка надувалась и хлопала мокрыми пузырями. Пригнувшись, я жмурила глаза от колючих брызг, а Веструм шла, гордо выпрямившись, и её одежда развевалась будто лохмотьями. Мы бесконечно долго шли вдоль водопада, потом начали спускаться, и грохот струй отдалялся, теряясь во мраке наверху. Зоуи повела в расщелину под плоским горизонтальным скальным козырьком, и далеко в стороны расстилалась пещера, а потолок был настолько низок, что эльфам пришлось пригнуть головы. Шум водопада растворился в каменных лабиринтах, мокрая одежда стала ледяной и отвердела. Я попыталась разогреть дыханием окоченевшие пальцы. На выдохе изо рта шёл пар. — Мы у пограничного мира, — хриплым отрывистым голосом произнесла Зоуи, и я увидела, что её чёрная одежда и впрямь превратилась в лохмотья. Она повернулась к Исенгриму: — Держи меня крепко! На камнях появились инеистые наросты, далеко впереди засветилось. Я смотрела под ноги и вдруг заметила, что одежда моя странным образом почернела. Оглянулась на Иорвета — изнутри его кольчуги пробивался свет, лицо побелело. С таким же удивлением он смотрел на меня. С каждым шагом изнанка проявлялась всё сильнее — голова Борха вытянулась в драконью морду, хотя он продолжал идти на двух человеческих ногах, а Зоуи скрючилась. Силуэт Исенгрима бледнел и всё более сливался с темнотой. Под сапогами похрустывало, пятно света в конце пещеры приближалось. Зоуи каркнула, лохмотья стали перьями. Она забила крыльями, не отпуская когтями рукав нарисованного белым маркером Исенгрима, и тот, подхватив ворону, усадил себе на плечо. Рядом с ним, распластавшись и еле пролезая под низким потолком, крался дракон. Иорвет принял свой белоснежный