его кольчуга сияла, и к моей чёрной, как ночь, руке протянулась от его ладони нить света. — Вперёд! — Зоуи опять каркнула, мотнула клювом в светящийся проход, и слова были понятны, будто она говорила ртом. Исенгрим замешкался, изумлённо переводя взгляд с Иорвета на меня, но ворона нетерпеливо захлопала крыльями на его плече, и он развернулся медленно, одеревенело, и зашагал к свету. Тонкие капиллярные прожилки, приглушённо мерцающие в толще льда, тянулись вдоль стен и освещали путь в ледяном тоннеле. Изредка хвостики прожилок выходили на поверхность, и оттуда пульсирующими толчками сочилась светящаяся жидкость. — Субстанция, — сказала Зоуи, — лишь в двух местах на континенте она подходит так близко к поверхности. От шагов разносился и отражался от стен прозрачный хрустальный звон. Я догнала Исенгрима, на плече которого ворона слегка приподнимала крылья в ритме его шагов. — Чародеи, которые заколдовали Виллентретенмерта, хотели добраться до дитя… — начала я, обращаясь к Зоуи. — В нём тоже есть частичка субстанции, — проговорила она, открывая клюв совершенно не в такт словам. — С его помощью они хотели добраться сюда, к Сердцу Мира. — Жажда могущества неистребима, — ответила она. — Ради него они убивают драконов, не понимая, что разрушают основу, на которой держится вся их магия. Когда-нибудь они придут сюда, и я буду их ждать. Я могла поклясться, что круглые вороньи глаза зловеще вспыхнули. — Но сначала им надо догадаться, что проходы к Сердцу Мира не находятся в Алтинадире, как они думают, — она кашляюще рассмеялась. Прожилки во льду между тем приобрели голубоватый цвет и ветвились, всё гуще заполняя стены. Чешуя Виллентретенмерта зазолотилась, краски проявились и в лице Иорвета, зелёным и чёрным расцветилась его одежда под кольчугой. Наши чёрно-белые образы с изнанки будто раскрасили: мои руки вернули естественный цвет, плащ отливал двимеритовой синевой. К голубому свету ледяного прохода всё добавлялись и добавлялись переливающиеся радугой оттенки, и в этом буйстве цветов выделялись монохромом лишь чёрно-белый нарисованный Исенгрим и угольная ворона на его плече. — Осталось немного, — проговорила Зоуи. — Мы не зайдём слишком далеко, но ровно настолько, чтобы Драйк Кин услышал нас и дал своё отражение. Ничего не бойтесь, просто идите рядом со мной. Она сказала это вовремя, потому что материя стен, ещё недавно казавшихся твёрдыми, исчезла, от них остался только цветной прозрачный свет. Пол растворился, и я рефлекторно взмахнула руками, потеряв видимую опору под ногами. За левой рукой прорисовался и растаял в воздухе размытый алый след. В запястье щипало, и чувствовалась давящая изнутри пульсация. Я отвернула рукав рубашки — давно зажившие шрамы от укуса Мариам раскрылись, и из них дымились, как под водой, облачка ярко-красной крови. Очертания моих спутников колебались, размываясь, как акварельная краска на мокром листе. Всё сильнее, будто смазанные кадры, наложенные друг на друга, мелькали их силуэты, и в этом постоянном искажении очертаний всё равно было ясно видно исходный образ. И мы, и мир вокруг превратились в пляшущие колеблющиеся цветные пятна, которые не ощущались хаосом, а напротив, исполняли абсолютно гармоничную бушующую движущуюся симфонию. Временами свет собирался в оживленные улицы и отдалённые фантастические пейзажи, но как только я переводила на них взгляд, видения ускользали, чтобы сложиться в новые. И вдруг всё устройство мира, всё, что было и когда-либо будет, стало ясным и понятным, хотя и невыразимым в словах и необъяснимым с точки зрения науки. Я, чёрно-белый Исенгрим, золотой дракон, ворона, Иорвет, бывшие до того отдельными и разрозненными, стали сгустками света, вибрирующими в унисон со всем мирозданием, волнами в мировом океане Хаоса, частью чего-то единого, чего-то большего. Я оглядывалась, стараясь уловить глазами всё сразу, не фокусироваться ни на чём, чтобы осознать, запомнить это чарующее ощущение понимания сути всего. Остановив Исенгрима, Зоуи истошно каркнула раз, другой, третий. С каждым пронзительным звуком хаос из световых пятен вздрагивал и упорядочивался в хорошо ощущаемую структуру. Свет перетекал из одного узора в другой, узоры сжимались вокруг нас и стремительными потоками собирались в точку. Зоуи продолжала каркать до тех пор, пока пространство не погрузилось в непроглядную тьму. Мы стояли внутри существа, сотканного из мрака, и лишь в далёком небосводе мерцали всполохи света, похожие на корону вокруг солнца при полном затмении. Калейдоскоп образов каждого из нас прекратился, и Виллентретенмерт, Иорвет и я предстали в цветных ипостасях, которые проявились после изнанки в слое Хаоса. Вокруг Зоуи так и сохранялся ореол света, и из него никто не рисковал выходить. Темнота дышала — медленно и неслышно, но я чувствовала это дыхание всем телом. Раздался голос, который нельзя было охарактеризовать терминами звука, он был такой же чёрный и бесконечный, как сама темнота, звучал ниоткуда и раздавался повсюду. — Один вопрос, один ответ, — услышали мы. Ворона требовательно махнула клювом Виллентретенмерту, и тот осторожно шагнул вперёд к краю светового пятна. Дракон открыл пасть и заговорил на непонятном шипяще-рычащем языке, не похожем на зерриканский, и говорил долго, и был он в своей истинной ипостаси ещё фантастичнее и красивее, чем в реальном мире. Чешуя светилась, гребенчатый хвост с шипом на конце завился спиралью и подрагивал. Он приподнял полупрозрачные крылья и, казалось, парил в черноте, рассказывая что-то Драйк Кину. Потом он замолчал, шея изогнулась изящной дугой в поклоне. Наступила тишина, дракон ждал, замерев золотой статуей. Зоуи подалась вперёд с плеча Исенгрима. И в следующий миг темнота взорвалась рёвом. Он тоже складывался в нераспознаваемую речь, но всеми своими фибрами я понимала, что огромное чёрное существо отчитывает Виллентретенмерта, как мать отчитывает крепко провинившееся дитя. Золотая голова того опускалась всё ниже и ниже, а голос Драйк Кина вдруг изменился и стал обтекающим и ласковым, и дракон, воспряв, вскинул голову на длинной шее и опять поклонился до низу. Потом, медленно передвигая будто ослабевшие лапы, вернулся к нам. Крылья свешивались с обеих сторон туловища и волочились следом. — Стоило ли идти сюда, чтобы услышать то же самое? — обидно вскаркнула Зоуи. — Стоило, — хрипло ответил Виллентретенмерт. — Иди! — ворона потянула клювом за белое нарисованное ухо Исенгрима. — Один вопрос, один ответ! Тот сделал несколько шагов вперёд, запустил руку за пазуху и достал кулон Аэлирэнн, который в его руках вытянулся в свежесрезанную пышную белую розу на длинном стебле. Она горела ярко. Исенгрим протянул руку с цветком, будто хотел вручить его Драйк Кину. — Кому предназначается эта роза? — громко спросил он, и голос его сорвался. Тьма дышала. — Предназначение Розы из Шаэрраведда — найти своего адресата, и знание о том, кому она предназначена, нарушит этот путь. То не твоя забота, эльф, а той, кому доверили её нести, — в этот раз голос был глубоким и, как мне показалось, печальным. — Хотя бы скажи, что я не тот, кому она предназначена! — Исенгрим беспомощно сжал кулаки. — Один вопрос, один ответ, — сказала тьма. — Пусть это будет мой вопрос, о Драйк Кин! — воскликнула Зоуи. — Ты не тот, кому предназначена роза, эльф, — раздались слова. Плечи Исенгрима поникли, словно он надеялся на иной ответ, и он отступил назад. — Иорвет, твоя очередь, — позвала Зоуи. Тот помедлил, раздумывая, встретился взглядом с Исенгримом и встал рядом с ним. Цветная радужная нить между нами удлинилась. — Суждено ли мне или Филавандрелю увидеть Знак, Драйк Кин? — тихо спросил он. — Велунд задавал мне этот вопрос. Каждый из его потомков спрашивал небо о том же. У меня есть один ответ и для них, и для тебя, эльф. Увидишь ли ты Знак — зависит от тебя. Иорвет вскинул голову, и мне показалось, что в следующий момент он выскажет Драйк Кину всё, что думает о такого рода пророчествах, но он лишь пожал плечами. — Яна! — У меня нет вопросов, — сказала я. — Не будь дурой! — рявкнула ворона. — Вопрос у тебя есть, и нельзя упустить шанса его задать! Мне показалось, что меня подтолкнули в спину. Я всматривалась в темень, потом исподтишка глянула на сосредоточенное прекрасное лицо Иорвета. — Сколько времени осталось мне в этом мире? — страшась ответа, спросила я темноту. — До тех пор, пока ты несёшь Розу Шаэрраведда, человек. Когда Роза будет передана своему истинному владельцу, тебе будет отпущено ровно столько времени, сколько нужно, чтобы успеть проснуться, и ни мгновением больше. Всполохи света вытянулись в линии, будто мы, как в «Звездных войнах», совершили гиперпространственный скачок, потом на миг сложились в абрис колоссального чёрного с золотом дракона, побежали круговертью панорам далёких городов с цветными башнями и диковинным небом, рассыпались хаотичными бесструктурными пятнами света, которые ударили радужной какофонией, завертелись чёрно-белыми линиями, хлестнули в лицо ветром, грохотом и водой. Я сидела в кресле на остром медальоне, впившемся в ягодицу, и изо всех сил держалась, чтобы меня не стошнило на толстый ковёр с шёлковой вышивкой. В сумеречной комнате в ярком квадрате балкона вспыхнул и погас последний луч солнца. Исенгрим сжимал пальцами виски, Борх с головой утонул в кресле, а Иорвет смотрел в пол, крепко вцепившись в подлокотники. Одна Зоуи, выпрямившись, сидела на краешке стула и с чувством выполненного долга оглядывала нашу потерянную компанию. — Несколько дней вас могут беспокоить видения. Это нормально. Не слишком большая плата за то, что высшие силы ответили на ваши вопросы, — сказала она. — А высшие силы не могли бы выражаться яснее? — проговорил Иорвет. — Когда-нибудь ты поймёшь, что яснее ответить было невозможно, — сказала она и обратилась к Борху: — Завтра будь здесь с утра. Девочки так ждут встречи с тобой! Борх невнятно промычал что-то, а Веструм улыбнулась немного печально и положила ладонь на плечо Исенгрима. — Твой выбор достоин уважения, Вольф Исенгрим, — сказала она. — Отвечая на твой вопрос, над которым ты сейчас думаешь, скажу «да», но при одном