ончили свои дни в их гнёздах, так и не дождавшись своего тиля. Утро наступило, потом и день, но Тапио не уходил. Он видел гарпий, круживших в вышине в поисках змей и неосторожных грызунов, он вжимался во впадинку у подошвы скалы, в своей песочного цвета мантии не отличаясь от камня, и неотрывно смотрел на неприметную кучку земли, откуда начинался кротовый ход. Незадолго до полудня его упорство было вознаграждено, и маленький тиль выполз на поверхность. Гарпии заметили их и затащили Тапио в гнездо, и до самого нашего вмешательства храбрый тиллик отмахивался ножом и защищал малыша. — Тапио молодой, чтобы жениться, но очень смелый! Я улыбнулась ему, юный тиллик горделиво выпятил грудь. Поднявшись на ноги, я осторожно покачала головой из стороны в сторону. Чудотворная мазь из молока тиля холодила, мухи перед глазами исчезли. — Твои знаки работали мощнее, чем раньше, — полувопросительно сказал Иорвет, показывая рукой на тела гарпий, разбросанные вокруг. Я пожала плечами. Маленький тиллик перевязал на спину свёрток с детёнышем, достал нож из-под полы мантии, в которую был закутан с головы до пят, и засеменил к трупам. — Когти — ценно. Буду богатый. Буду в Совете Мудрых. Остановившись у ближайшей гарпии, я выдернула из крыла огненно-рыжее прямое перо и вставила за ленту шляпы. Иорвет присел около соседней — крупного экземпляра с мощным зазубренным клювом и спутанной копной медных волос. — Ты взяла неправильное перо, — произнёс он, перебирая пальцами перья на крыле. — Оно не твоё. — Какая разница? Он, наконец, нашёл под крылом то, что искал, и выдернул другое перо. Оно переливалось от золотого к тёмно-рыжему и оканчивалось лихим завитком. — Большая разница, — Иорвет отставил руку в сторону, и на лёгком веющем ветру затрепыхались, завибрировали тонкие пушистые бородки. Перо будто ожило. — Вот это — твоё. Я растерялась, взяла протянутое перо и поменяла со своим. Казалось, что произошло нечто важное, но я совершенно не могла понять, что именно. Лицо Иорвета было спокойным и сосредоточенным и не обнаруживало ни единого признака теплового удара. Тем временем он выдернул из хвоста гарпии стремительное и слегка загнутое, как ятаган, перо и заправил под ремень повязки за ухо. — Наш друг, похоже, решил, что ему нужны абсолютно все когти абсолютно всех гарпий. Так оно и было. Охваченный золотой лихорадкой, Тапио перебегал от одной гарпии к другой и решительно кромсал трупы. Ничего не оставалось, как помочь ему — мы хотели добраться до деревни тилликов вместе. Я устроилась в тени, которую, словно скупую милостыню, бросала гора, и пристегнула обратно щитки. Краснота спала с обожжённой кожи, а тилликская мазь впиталась и, к счастью, перестала пахнуть. Я принялась очищать длинные, с ладонь, когти от лишней плоти и складывать их в мешок Тапио, огромный даже по меркам Большого Человека. *** — Пришли, — сказал Тапио, пощекотал на животе свёрток с тилем и скинул со спины тяжёлый мешок. Гора осталась далеко позади, поднявшийся ветер гнал по земле пыльно-песчаную взвесь. Вокруг не было ни единого признака жилья — всё та же красноватая каменистая пустыня и подрагивающие на ветру колючки. Я сосредоточилась — из-под ног шло ощущение густонаселённого города. Тапио достал из кармана короткий рожок, прислонил к ничем не примечательному камню. Рожок завибрировал, запищал, как детская резиновая игрушка, и в миг безжизненная пустыня преобразилась. Тут и там с хлопками откидывались замаскированные люки, и на поверхность шустро вылезали обитатели деревни. Они были одеты в такие же, как у Тапио, длинные, скрывавшие ноги мантии, и скоро я потеряла нашего друга в закрутившемся водовороте капюшонов, которые гомонили, галдели и с неимоверной скоростью тараторили на своём языке. По всей вероятности, тиллики были дальними родственниками низушков с Севера, напоминая их приветливыми округлыми чертами лица и сложением фигуры. Правда, тиллики были ниже ростом и тела их покрывала мягкая шерсть, которой низушки не обладали. Вдалеке отхлопнулся ещё один люк, и из него дельфином вынырнуло чёрное существо. На спине разогнулся всадник и в клубах пыли направился к нам. Жители почтительно расступились, и около Тапио осталась лишь молоденькая девушка, которую он взял за руку. Чёрное существо размером с крупную собаку оказалось взрослым тилем: те же мощные когтистые передние лапы, то же бегемотье тело со складчатой мордой, покрытое гладкой блестящей шерстью. С его спины слез тиллик, откинул капюшон с белоснежно-седой головы. Показав ему детёныша, Тапио доверительно передал свёрток в руки девушки. Я решила, что это его невеста — её округлое мягкое лицо светилось радостью, и она с нежностью провела пальчиками по исцарапанной физиономии Тапио. — Мой тиль, — сказал тот на всеобщем, обращаясь к пожилому тиллику, и махнул в нашу сторону рукой. — Мои друзья. Помогли. Мои когти. Развязав мешок, он победоносно вскинул коготь гарпии. Тиллики восторженно ахнули. Седой старейшина подошёл к Тапио и вдруг, ухватив за ворот, принялся охаживать растопыренной пятерней пониже спины и отвешивать подзатыльники. Из мантии Тапио при каждом шлепке по ветру летела пыль, он извивался и жалобным голосом просил пощады. Невеста Тапио плакала, спрятав лицо в ладошках. Закончив, старейшина удовлетворённо крякнул и подошёл к нам. — Мы думали, что потеряли Тапио, — неожиданным басом произнёс он и улыбнулся. — Давно мы не видели людей с той стороны гор. Мауно. Склонившись, я пожала протянутую хваткую руку. Тапио отряхнулся и как ни в чём не бывало затараторил, пересказывая свои приключения. Он махал руками, демонстрировал, как Иорвет запустил стрелу, делал страшное лицо и разводил руки широко в стороны, вероятно показывая, какого размера были глаза у гарпий. Порывы ветра усилились. Мауно неторопливо залез обратно на спину своего тиля. — Буря идёт, надо поесть, — он махнул рукой, чтобы мы следовали за ним. Я оглянулась — Тапио вместе с невестой опускали в один из люков мешок с добычей. Тиллик, казалось, забыл про нас. Иорвет уже шёл за старейшиной. — Нам повезло, что мы встретили Тапио, — сказал он, — ты выбрала правильную дорогу. Я не стала отвечать, каким способом выбрала наш путь. Ветер свистел, в глазах щипал песок, и в клубах пыли можно было рассмотреть только землю под ногами. Я схватила Иорвета под руку, он прижал локтем мою ладонь и тянул нас за едва различимым чёрным тилем Мауно. Наконец, тиль нырнул в люк, я спустилась за ним, а следом просочился и Иорвет, которому пришлось снять лук и рюкзак с вещами и поднять руки, словно он влезал в узкое платье. Крышка захлопнулась за нами, и наступила тишина. *** Нору освещал неяркий желтоватый свет. Когда слезящиеся от пыли глаза привыкли к полумраку, стало заметно, что свет идёт от покрывавшего стены мха. Чтобы не задевать головой потолок, я сняла шляпу, задышала и, сопротивляясь приступу клаустрофобии, сосредоточилась взглядом на полу. Рядом, согнувшись и заполонив собой всё пространство, замер Иорвет. Мауно махнул рукой в угол, и, сталкиваясь локтями и плечами, мы втиснулись на рогожки, сложенные у стены. Низкая для нашего роста нора оказалась узкой, но длинной — мы могли свободно вытянуть ноги и не мешали хлопотавшему старейшине. По периметру были разложены полосатые коврики, а у противоположной стены под бурым скоплением грибов, похожих на те, что растут на деревьях, стоял глиняный кувшин. Из подземной комнаты в стороны уводили коридоры. В них я старалась не смотреть — перед глазами тотчас вставал лаз, в котором я застряла в пещере Михала-Великана. В норе не было душно — из коридоров тянуло тёплым воздухом, пахнущим кислым молоком. Я задумалась, насколько огромной и разветвлённой, вероятно, была тилликская система нор. Мауно скрылся в коридоре, лишь слегка пригнув голову. — Может, удастся разузнать что-нибудь, — тихо сказал Иорвет. — И поесть, — мечтательно дополнила я. Он хмыкнул. Мауно появился из тоннеля в сопровождении тилликов. Один поставил перед нами кувшин с водой, другой водрузил в центре комнаты крохотный табурет, а третий опустил на пол поднос с глиняным графином и тремя миниатюрными чашками. Старейшина потёр руки и торжественно уселся на табурет. — Нет еды, нет радости, — произнёс он. — А нет гостей, нет счастья. Он, казалось, и впрямь был рад нам. Круглое лицо сияло, и не верилось, что несколько минут назад при всём народе он сердито отшлёпал Тапио. Было очень странно и уютно сидеть в узком земляном мешке где-то на краю земли, когда наверху свистел ветер, а рядом крохотное шерстяное существо, подобных которому я видела разве что в фантастических фильмах, хлопотало, привечало и разливало по чашечкам беловатую жидкость. Иорвет поджал под себя ноги и взял протянутую чашку. Мутная жидкость без запаха оказалась самогоном. — С тех пор как Хранительницы закрыли путь на перевал, никто не ходит, — произнёс Мауно. — Почему закрыли путь? — спросил Иорвет. Старейшина вздохнул. — Война была. Были люди из-за гор, были чародеи, были тростниковые люди. А потом никого не стало. Стали мы жить, как деды жили. Только вот арак выпить не с кем. Он опрокинул в себя чашку, фыркнул. Я заметила, как из грибницы на стене в кувшин упала капля воды. — Не проходил ли тут четыре зимы назад… человек, — это слово далось Иорвету с трудом, — с такими ушами, как у меня? Со шрамами на лице? — Много кто ходил, да вы же, люди, все на одно лицо! Всех не упомнишь. Были и со шрамами, и без рук. А некоторым так и голова бы не помешала. А что он вам? — Это… мой брат, — ответил Иорвет. — Куда он мог пойти дальше? — В дне пути касба стоит, — старейшина задумался, подбирая слова, — крепость, по-вашему. Шала. Если в пустыне не заплутал он, то мимо бы не прошёл. Несколько зим назад чародеи её захватили, резня была. Если твой брат успел раньше, то, может, и обошлось. А после — никто не мог пройти. Страшные люди. Мы уж думали уходить из этих мест — да как уйдёшь от горы Синнита? Лишь там тили рождаются, а тиллику без тиля жизни нет. Я достала из сумки блокнот Умута, показала Мауно, тот отпрянул. — Дрянная вещь. Дрянные люди. Держитесь от них подальше. — Кому сейчас принадлежит кас