ослать за тобой. Я подумала о твоём вопросе, — она насмешливо прищурилась: — И Бади спрашивал о тебе. — Что ты решила? — я была невозмутима, как покойник. — Я решила… — зерриканка сплела и сжала пальцы. — Моя мать всегда брала всю ответственность на себя, никогда не сваливала на других. А сейчас ответственность за её жизнь на мне… Я не могу лишить её права выбора — жить или нет. И я хочу, чтобы она сделала этот выбор сама, будучи в сознании. Мы с Иорветом склонили головы, а лицо Тэи вдруг скривилось, и на нём появилось беспомощное выражение, будто у ребенка, смотрящего на выпавший из рожка на асфальт шарик мороженого. — Самое ужасное, что всё, что я сейчас сказала — это ложь, — её голос перешёл в шёпот. — Я просто хочу, чтобы она узнала меня… У меня дела, можете остаться тут! Тэя вскочила и стремительно выбежала из кофейни. Бади, державший в руках поднос с тремя чашками кофе, удивлённо проводил её взглядом. — Но как же кахве, госпожа! — простонал он. — Я возьму его, Бади, твой кахве — лучший в этом мире! — лицо молодого зерриканца расцвело, а я почувствовала тычок локтем в бок. — Не окажешь ли честь, не присоединишься ли к нам? — Я готов исполнить все капризы той, кто разделяет мою любовь к кахве, — он уселся на место Тэи и махнул кому-то в глубине кофейни. В дверном проёме показался тот самый паренёк, что разравнивал граблями арену для боя, а я поняла, откуда мне знакомо лицо Бади. — Мой брат быстро учится, — с гордостью продолжил он. — Брат рассказал мне о бое, в котором блистала моя госпожа. Я не мог оставить кахвехану, и моё сердце болит, что я этого не видел. Моя ладонь снова очутилась в его тёплых руках, и он опять влажно поцеловал её. Я еле сдержалась, чтобы не вырвать руку и не вытереть о шорты. Столь недвусмысленные ухаживания выбивали из колеи. Может, какие-то очередные неведомые нам зерриканские обычаи позволяли флиртовать с замужней женщиной, да ещё и под боком не только живого, но и весьма угрюмого супруга? Мельком глянув на Иорвета, я всё-таки решила продолжить изображать Мата Хари. Нам нужны были сведения. Я обворожительно улыбнулась, потянулась к чашке. Кофе был великолепным. — Эотэанерле высоко отзывалась о твоих талантах, — елейным голосом, вживаясь в роль знаменитой шпионки, сказала я. — О лучшем кахве, что ты готовишь, об этом месте. Я величаво обвела рукой помещение. Глаза Бади полыхали. — О том, что лучше тебя никто не знает, что происходит в городе. — Госпожа слишком добра ко мне, — юноша для вида поступил взор. — Но мне и правда доводится слышать, о чём говорят люди. Он взял чашечку Тэи, отпил и вновь впился глазами в моё лицо. — Эти зёрна выращены в оазисе Му-Ус, в тени акаций. Песок в почвах не даёт им вызревать слишком рано, им не суждено быстро и жадно выпить соки из плодородной земли, наглотаться вдоволь солнца. Они не спешат и вбирают благодать постепенно. И становятся истинно зрелыми. — Весьма мудро для зёрен, — я бросила на Бади выразительный взгляд, а он смотрел на меня бездонными чёрными глазами. — Так что хотела узнать моя госпожа? Я в твоём распоряжении. — Нам… Мне надо узнать нечто, что произошло в Шале до того, как её захватили чародеи. — Меня не было здесь, но люди до сих пор вспоминают те тёмные времена и жизнь, которая у них была до того и которую они потеряли. Я кивнула. — Если бы некто, кто пришёл с той стороны гор, хотел продать ценную, очень ценную вещь, кто бы мог это купить? — Старик Мурбенья умер вскоре после освобождения касбы. Его антикварное дело захирело с тех пор, как закрыли перевал и караваны купцов почти перестали заглядывать к нам. Видимо, на моём лице слишком явно отразилось разочарование, так как Бади испытующе посмотрел на меня. — Выпей кахве, госпожа. Я повиновалась, а Бади многозначительно показал Иорвету на нетронутую чашку, и тот поднёс её к губам, отхлебнул. Иорвет тоже вполне заслужил звание почётного шпиона — по напрягшимся челюстям я поняла, что не будь тут зрителей, лицо его перекосило бы от отвращения, но он стоически не подал вида. Бади едва заметно ухмыльнулся. — Насколько ценна вещь этого человека, а главное, есть ли у неё история? — Все его вещи имеют историю, — отчеканил Иорвет. Моя правая рука снова оказалась в руках юноши, и он ласково разминал её, выводя круги большими пальцами по ладони. — Только для тебя, моя госпожа… О таких вещах не принято распространяться, но ходили слухи. Местечковые легенды о ведьмах, госпожа, не знаю, стоит ли упоминать… — он колебался, и я слегка сжала пальцами его руку. — Это очень старый город. Шептались, что жила тут с начала времён одна такая ведьма, охочая до вещиц с историей. Но правда это или домыслы, не знаю, никто из тех, кто про неё рассказывал, сам её не видал. Я мягко высвободила руку и взамен лучезарно улыбнулась. — А как её найти, что говорят слухи? — Где-то в старом городе, на рыночной площади. Дескать, кому надо, тот увидит дверь, на которую падёт тень молодого месяца. А больше ничего и не знаю. Он опять попытался схватить мою руку, но тяжёлая ладонь Иорвета придавила её, не дав Бади даже шанса довершить начатое. Он с возмущением посмотрел на эльфа и схватил поднос: — Я принесу моей госпоже ещё кахве. Самого лучшего! Бади исчез в кухне, а я выдернула ладонь из-под руки Иорвета и предупреждающе подняла палец. — Ни слова! — А я молчу, — сказал он таким тоном, что лучше бы и вправду молчал. — Кое-какая зацепка есть… — Вряд ли она стоила таких жертв. Неугомонный Бади появился с новой чашкой кофе и с поклоном поставил её передо мной. На поверхности виднелся искусно сделанный из пенки рисунок. — О, Бади, как красиво, это же кофейное зерно! — воскликнула я. — Это сердце, госпожа. Моё разбитое сердце. *** Когда мы, наконец, выбрались из кахвеханы, Иорвет с задумчивым видом обернулся ко мне. — Я забыл задать твоему поклоннику один вопрос. Иди на площадь, я догоню. Направо по улице до конца. Я открыла было рот, но, увидав решительное лицо Иорвета, поленилась спорить и вышла из тенистого двора на залитую солнцем пустынную улицу. Близился полдень, пекло, и только одинокая тощая кошка некоторое время бежала следом. Улица вывела на тесную шумную площадь, всю уставленную полотняными навесами. Похоже, все жители города, кто не спрятался от зноя по домам, были тут. Я остановилась поодаль в тени и только успела достать флягу, как появился Иорвет. — Что ты узнал? — Мы с уважаемым Бади друг друга поняли, — голос Иорвета не выражал ничего. Я испытующе посмотрела ему в лицо, выражение было столь же информативным. — Мне не нравится, когда меня держат за идиота. — Ясно, — до меня вдруг дошло, что никаких вопросов по делу у Иорвета к Бади не было. — Кофе мне больше не видать. — Полагаю, что так. И кахве твоё — дрянь. — Знаешь что, — несмотря на то, что я и сама решила не ходить больше в кахвехану, самоуправство эльфа вывело меня из себя, — кофе я тебе никогда не прощу! — Тебе так дорога эта жидкость, что ты готова ради неё давать облизывать руки? — Ты не имеешь права решать за меня, что я готова, а что нет, это моё дело! — Теперь имею, во всяком случае, когда мы на глазах у всего города! — Иорвет, тоже разозлившись, поднял руку с кольцом. — Видишь ли, эта штучка даёт не только права, но и обязанности, — я ткнула в кольцо пальцем. — Подумай над этим на досуге, прежде чем размахивать правами! Он смотрел так, что если бы не адаптировавшаяся за несколько дней к полыхающим взглядам и солнцу кожа, от меня осталась бы кучка пепла. — Будет тебе твоё кофе! — Иорвет круто развернулся и направился к рынку. «Твой», — сквозь зубы поправила я и выпила, наконец, воды. Меня вдруг озарила запоздалая мысль, что я переоценила свою роль в инциденте с Бади. Как Иорвет и сказал, он должен был поддерживать свой окольцованный статус в глазах других, и дело явно было в мужских разборках кто кого уважает, а не во мне. Я же решила, что он взялся контролировать мои любовные дела. Щекам стало жарко от стыда за пламенную речь про права и обязанности, и я кляла себя за несдержанный язык. Эльф обернулся, дойдя до палаток, и, отлепившись от стены, я отправилась догонять его. «Не терять контроля, держать дистанцию», — бормотала я. Мы углубились в торговые ряды: с ковров наперебой кричали купцы и расхваливали товар, в жарком воздухе запах специй сплавился в дурманящий аромат. Из открытых мешков чуть не высыпались разноцветные порошки пряностей, сухофрукты, засушенные бутоны роз и сиреневые соцветия лаванды, поверх связками громоздились трубочки корицы. Лотки продавцов сладостей благоухали мёдом, и вокруг коршунами кружили, сверкая пыльными пятками, дети. Чуть дальше в загоне толпились овцы, которых тут же стригли, пахло нагретой шерстью и животным духом. Стопками лежали рулоны тканей, старушка, сидящая поверх горы ковров, потянула Иорвета за рукав. Тот отцепился и невозмутимо вёл сквозь громкий раскалённый бедлам на другой край площади, где над навесами покачивали головами верблюды. — Начнём с этого края и обойдем рынок по кругу. — Я не понимаю, как куда-то может упасть тень от месяца. Месяц сам светит, — сказала я. — Я тоже, — согласился Иорвет. — Либо эта ведьма загадала загадку, а ведьмы это любят, либо вся эта история — выдумки старожилов. Мы пошли вдоль крайних лотков, осматривая каждую дверь, выходившую на площадь. Дома в этом квартале были выкрашены в слепящий на солнце белый цвет. Мы сделали полный круг, и Иорвет опять пошёл вдоль домов, а я засмотрелась на верблюдов, покрытых нарядными циновками со свисающими разноцветными кисточками и бубенцами. Рядом стояли худощавые, будто выточенные из тёмно-серого дерева женщины в кирпичного цвета накидках с глубокими капюшонами. Их мужчины сидели полукругом возле горы сырных голов. — На этих дверях нет никаких опознавательных знаков, — сказал вернувшийся Иорвет. — Можно проверить все двери… Мы пошли к ближайшей, Иорвет постучал. Дверь распахнулась, в лицо ему полетела пыль из вытряхнутого половика, и низенькая женщина свирепо замахнулась веником. Я ретировалась с поля боя, и ноги понесли на запах свежеиспеченного хлеба к лавке пекарей. Около лотка толпился народ. Бойкая девушка вытаскивала щипцами