и. Спящие нет, в своем мире они видят сон и лишь создают проекцию себя в другом мире. Весьма реальную между тем. Если она умрёт в одном мире, то умрёт и в другом. Может быть, на тебя наложено заклятие? — Наложено, — мрачно подтвердила я. — Тогда понятно! — Мариам с удовлетворением откинулась на спинку стула. — Заклятие сработало один раз и дало силу Спящих, которой ты и воспользовалась, но теперь ты не можешь, как они, призвать свою копию обратно. Придется искать путь самой! — Я знаю, — ответила я. Подтверждение моих догадок из уст этой таинственной девушки не принесло облегчения. Напротив, её слова взбаламутили тоскливую зависть к неведомым Спящим и Скользящим и досаду на всезнайку Мариам, которая с безмятежным видом самоуверенного подростка снова раскачивалась на стуле. — Четыре года назад здесь был мой брат… — начал Иорвет. — Не брат, — оборвала Мариам. — Ты знаешь, о ком я говорю. — Конечно, — она самодовольно улыбнулась, и ножки стула стукнули о пол. — Я помню всех, кто оставлял мне свои вещи. А его вещь — настоящее сокровище. — Я хотел бы выкупить её, — сказал Иорвет, — или обменять. — Ты хочешь слишком многого! Посмотри вокруг — сколько вещей, и в каждой скрыта своя история, — она взяла со стола ложку. — Видишь? Кончик у ложки стёрт — годами старая женщина скребла ею сковородку, и я могу прочувствовать всю её жизнь, все чаяния, надежды и разочарования. Но большинство историй скучны, как и эта. Швырнув ложку на стол, она поднялась: — Та, что принёс твой наставник — не такая. Это эпопея, гибель цивилизации, путешествие между мирами и история многих поколений эльфов. В моей коллекции таких вещей — единицы. Я знаю её почти наизусть. — Может быть, тебе стоит читать книги? — не сдержавшись, поддела её я. — В них много прекрасных сюжетов. — Выдуманные истории, я пробовала, ерунда! Бледная тень реальности, — она надула губы. — И я не просила советов, особенно у тебя! Посоветуй лучше змее летать, а безногому ходить! Если ты смогла приснить себя в ином мире, чтобы прожить, прочувствовать другую жизнь, это не значит, что каждый так может! Я пристыженно замолчала. Мариам подняла со стола зеркало: — Вещи и зеркала — вот всё, что у меня есть. Особенно зеркала — в них я могу видеть. Но даже в них никогда нет меня… Иорвет задумчиво рассматривал содержимое ближайшего стеллажа. — Но это же ломбард, — он протянул руку к полке, на которой лежала длинная дамская перчатка, пузатая морская раковина, стакан с пуговицами и ветхие жёлтые кружева, — где вещи продаются и покупаются. — И у каждой из них есть цена — одиннадцать дирхамов, — сказала Мариам. — Так заведено. Но они не продаются абы кому, и покупатели должны платить, чтобы познакомиться со мной. Я копила эти вещи столетиями, привыкла к ним и готова отдать только в очень хорошие руки. Я не люблю перемен и устроила свою жизнь так, чтобы их не происходило. Она вновь очутилась за нашими спинами и поправила бирку на перчатке. — Так это ты дала пророчества всем тем торговцам наверху, не так ли? — вкрадчиво спросил Иорвет. — Я не люблю перемен, — повторила она. — А пророчества люблю. И истории. Особенно ту, которую ты хочешь забрать. — Покажи мне эту вещь. Возможно, она мне и не понадобится. Мариам загадочно улыбнулась, и, взяв со стола подсвечник, повела в глубь подвала. В своих белых одеждах, с длинными гладкими волосами и свечой в руке она напоминала привидение. Подвела к сундуку, сунула мне подсвечник в руки и подняла тяжёлую крышку. От любопытства я вытянула шею, стараясь разглядеть содержимое, но она достала увесистый ларец, прижала к груди и босой ногой захлопнула крышку сундука прежде, чем я смогла хоть что-нибудь рассмотреть. — Людям интересно то, что они не могут увидеть, — она потащила ларь обратно к себе на стол. Из него, как из матрёшки, вынула шкатулку поменьше, из неё ещё одну, открыла и, наконец, вытащила крохотную бархатную коробочку. Отщёлкнула крышку. Я поднесла свечу ближе — на чёрной подушечке лежало тонкое серебряное кольцо в виде кусающей себя за хвост змеи, в голове которой зеленел крохотный драгоценный камень. Иорвет неотрывно смотрел на кольцо, и лицо его стало таким же белым, как у Мариам. — Я же говорила! — победно произнесла она. — Настоящее сокровище. — Ты права, — будто очнувшись, Иорвет расстегнул пряжку на поясной сумке. — У меня нет такой истории. Но эту ты знаешь наизусть, а у меня есть другие. Как игральные карты, один за другим, он выкладывал на стол позвякивавшие жестяные гербы: — История про войну. Про предательство. Про обречённость. И моя любимая — про врага, — со стуком на дерево лёг последним синий герб с тремя темерскими лилиями. — История в четырех томах. Глаза Мариам алчно заблестели, и тонкие пальцы потянулись к гербу Роше. — Не спеши, — остановил её Иорвет. — Меняемся? Она уже снова сидела с ногами на столе и яростно качалась на стуле, запрокинув голову и кусая губы. — Чего-то не хватает! — воскликнула она и посмотрела на меня. — Добавь своих историй, я не могу решиться! Я ощупала карманы — кроме одежды и оружия, при себе у меня не было ничего интересного. Мариам схватила зеркало, с которого слизывала кровь, и посмотрела в него. — У тебя есть то, что мне нужно. Но оно дороже всего, что я могу предложить взамен. Я не могу выкупить это, только принять в дар. — Что это? — я не понимала. — Я не знаю, — печально ответила она. — Я не могу увидеть ничего, что касается меня самой, ты же видишь. Она махнула рукой на зеркала, в которых отражались мы, пламя свечи, уходящие в темноту стеллажи и в которых не было её. — Обмен неравноценный, но я согласна, — сказала она Иорвету. — Залоговый билет. Так положено. В её руке появился клочок жёлтой бумаги, и с явным удовольствием она вывела пером с обглоданным кончиком каллиграфические буквы с росчерками и завитушками. — Готово! — она передала бумажку и бархатную коробочку с кольцом Иорвету. — Пророчество на билете в дар от магазина. — Мне не нужны пророчества! — воскликнул он. — Ничего не могу с этим поделать, они появляются сами, — она пожала плечами и потянулась к красному гербу с реданским орлом. — Ступайте! Жить жизнь… Мы попрощались, Иорвет зашагал к выходу. Я обернулась — реданский герб лежал на столе, а Мариам глядела в пустое отражение ручного зеркала. *** На площади Иорвет раскрыл ладонь, глянул в залоговый билет, и на бледных скулах заалели пятна. Он чертыхнулся и разорвал бумагу в клочья. — Ненавижу пророчества! — он зашагал в сторону чайханы. В молчании я бежала за ним и, наконец, когда дверь нашей комнаты закрылась, рискнула спросить: — Что это за кольцо такое, что ты отдал за него все свои гербы? Иорвет сел на кровать, опустил лицо в ладони. Я присела рядом. — Дело не в кольце, а в камне, — с горечью ответил он, не поднимая головы. — Это эльфийский берилл. Когда-то их было два, по одному у каждого из королевских родов. Камни разбивали на кусочки между теми, в ком текла королевская кровь, и в наш мир попали части только одного из них. Тот, что ты видела — один из последних оставшихся фрагментов. — Вот почему ты сказал тогда Саскии, что Исенгрима могут принять в Дол Блатанна по праву рождения! — И он отдал его! За горсть монет! — Наверное, он не хотел становиться королём. Иорвет поднял лицо от ладоней. — Нет, — глухо сказал он, — отдать этот камень — это значит не просто отречься от прав на престол. Это — отречься от своего народа! Я сделал глупость, когда решил идти за ним… Он сжал кулаки, крепко зажмурившись, и было непривычно и до рези в груди невыносимо видеть его, всегда уверенного, всегда знающего, что делать, в таком состоянии. — Это было четыре года назад, — сказала я и взяла его кулак в ладони. — Мы ничего не знаем о том, почему он так поступил. А если ты не спросишь его, то никогда и не узнаешь, и это будет мучить тебя всю жизнь. Надо двигаться дальше, мы прошли немалый путь. Он так и сидел, не открывая глаза, но я чувствовала, что кулак в моих руках расслабился. — Ты права. Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать. Слишком далеко, — он посмотрел на меня, и я убрала ладони. — Но кольцо не дало ответа на вопрос, куда он пошёл дальше. — Решим завтра, — я махнула рукой. — А если не решим, то пойдём в столицу. Наверняка он пошёл туда! Иорвет усмехнулся. — «Подумать завтра» — это ведьмачий способ принятия решений? — В отсутствие других вариантов — да. Он покачал головой и невесело улыбнулся. Поднялся. — Пойдём посмотрим на этих ашиков. Завтра так завтра. — Иди, я скоро догоню. Я потянулась к сумке, у меня появилась одна идея. *** На вечерней площади стояла тьма, хоть глаз выколи, и голубиное курлыкание сменилось шорохами и потрескиваниями. У лотка пекарей я зажгла Игни, и из-под прилавка метнулся ушастый зверёк, похожий на лисицу. Я подошла ко входу в магазин и ещё не успела взяться за ручку, как дверь со скрипом приотворилась. Мариам ждала меня. На лестнице я сконцентрировалась, и смутно знакомое тревожное чувство просочилось под кожу, побежало по венам. Страха, как в пещере Скрытого, не было, но это ощущение было таким же чуждым, неживым, парализующим и отторгалось на уровне инстинктов. Закрались сомнения, а правильно ли я поступила, вернувшись сюда. Мариам склонилась над столом, волосы упали на лицо. Из-под тёмных прядей виднелся лишь кончик носа, и на обычный взгляд в её внешности не было ничего пугающего. В сторону на сладкое был отложен темерский герб, и она, видать, оттягивала удовольствие в размышлениях с какого же из оставшихся гербов следует начать. — Надеялась, что ты придёшь, — буркнула она, спрятала руки под стол, и я вдруг с удивлением поняла, что она отчаянно волновалась и смущалась, как застенчивый подросток, и скрывала это, пряча лицо в зарослях своих волос. — Хочу подарить тебе кое-что, — сделав вид, что я ничего не заметила, сказала я. — За то, что ты помогла ему. Я достала из кармана шорт зеркальце Францески и уже протянула было его, когда обнаружила, что под оправу уголком забилось сложенное прощальное письмо Эскеля. — Что это? — тут же спросила любопытная Мариам. — Эту историю я не готова тебе отдать, — я спрятала письмо, но она уже забыла о нём и жадно см