ться, — я показала глазами Иорвету на дверь. Он поднялся. Мы вышли во двор, эльф сложил руки на груди и прислонился к бортику фонтана, который беззаботно журчал за спиной. — Есть только один вариант, как мы можем открыть книгу, что тут обсуждать? — не глядя на меня, произнёс он. — Мне надо было убедиться, что мы думаем об одном и том же, — мрачно ответила я, облокотилась на бортик и подставила руки под струи воды. — И я не хочу, чтобы они узнали про изнанку. — Ну, думаем, убедилась? — сказал он. — Я достаточно насмотрелся на эту задницу мира. Надо заканчивать и возвращаться туда, где я действительно нужен. Я смотрела, как вода ударяла по ладоням и разбрызгивалась искрящимися на солнце каплями. Почему-то знание о том, что скоро мы найдём Исенгрима, не радовало, а показательно равнодушный тон Иорвета ранил похуже тупого с зазубринами ножа. Кулаки сжались. — Заканчивать. И побыстрее, — распрямилась я. — Пойдём! *** Под алхимическую лабораторию Хранительницы отвели Исману флигель неподалеку от резиденции. Центр просторной комнаты занимала массивная печь. За прозрачной дверцей тлели угли, и Исман, подбросив внутрь полено, капнул маслом из мутной бутылки. Из стоек свисали щипцы, кочерги, молотки. На длинном верстаке лежали тигли для нагрева металла в форме крестов, а около окна, загороженного заслонкой, поверх которой едва пробивался дневной свет, булькал над горелкой перегонный куб. На столе в центре Исман расправил завернувшиеся края пергамента с нарисованным квадратом три на три, в каждой ячейке которого были выведены цифры. Положил блокнот в середину. — Чародеи Чистого Братства — адепты магии Огня, поэтому я использовал вариант магического квадрата с двойкой в центре, символизирующей огонь. Огонь порождает землю и питается деревом. Дети истощают родителей, и чтобы усилить землю — вот сюда, в пятерку, я положил селезёнку коровы, выдержанную в песке три года. Этого оказалось недостаточным, и я добавил элементы металла в четверку и девятку… Он показал на колбу с серебристым шариком ртути внутри, стоявшую в квадрате с цифрой девять, и на засушенные пористые кусочки на цифре четыре. — Металл рубит дерево, не даёт ему питать огонь, поэтому в четверке лежит лёгкое белого тигра. Редкий ингредиент, мощный, едва отыскал. И самое главное — я ориентировал единицу на север. Это вода, она разрушает огонь, подавляет его, как отец подавляет сына. Я не хотел давать ей много силы, чтобы не уничтожить книгу… Тэя скучающим взором пробежалась по колбам, стеклянным и керамическим ёмкостям, мраморным ступкам. — Ты сказал, что это не помогло, — безжалостно прокомментировала она. — Если бы у меня было больше времени подобрать пропорции, госпожа… — начал Исман. — Пусть она попробует! — Тэя обернулась ко мне. — Приступай! Приготовившись наблюдать, она сдвинула в сторону склянки и присела на стол. Исман встал рядом. — Мне помешают зрители, — сказала я. — Мне нужен только мой эльф. Я величественно указала пальцем на Иорвета, злорадно заметив, как скривились его губы. Мне безотчётно хотелось вытрясти из него хоть какие-нибудь эмоции — пусть лучше уж разозлится, скажет гадость, чем это душное высокомерное отмалчивание! Тэя кивнула, поднялась. — Надеюсь, это не займет много времени. Я буду у себя. — Мой эльф! — процедил Иорвет, когда за Тэей с Исманом закрылась дверь. — А что такое, ты против? — я взяла блокнот. — Не представляешь себе насколько. — Проси у Тэи для нас развод, я согласна! — воскликнула я и шлёпнула блокнотом о стол. — Сегодняшние ведьмачьи решения тебе удаются гораздо лучше завтрашних! — С удовольствием погуляю на твоей новой зерриканской свадьбе! — воскликнула я почти с восторгом от того, что «шалость удалась». — С чего ты взяла, что я тебя позову? — Иорвет протянул руку. — Тогда о разводе и не мечтай! — я накрыла его ладонь своей. На мгновение показалось, что на лице белого Иорвета промелькнула улыбка, совсем как та, раньше, за которую я была готова продать душу дьяволу, и эта улыбка на миг осветила мрак изнанки. А, может, это был яркий отблеск от блокнота — из-под обложки вырывались, колебались белыми змеями языки пламени. Прекрасное лицо эльфа снова выглядело отстранённым, и я так и не поняла, не почудилось ли мне. — Заклинание запирает его, — сказал он, взяв блокнот в руки. Кожа обложки превратилась в тускло поблескивающий металл, а хитроумный замок на торце крепко схватывал пластины. Ключа, конечно же, не появилось. Я огляделась в поиске шпильки или шила, и внимание привлёк магический квадрат Исмана. Из цифры три вынырнула светящаяся полупрозрачная струя, перелилась в четвёрку и по хитрой извилистой траектории дугами полетела от квадрата к квадрату. Добралась до девятки, заставив вспыхнуть колбу со ртутью, перетекла в единицу, а оттуда нырнула в центр с двойкой и впиталась, будто вода, вылитая в песок. Пергамент погас, но в следующий миг струя света вновь зародилась в цифре три. — Клади его сюда! — в волнении я ткнула пальцем в центральный квадрат со светящейся двойкой. Иорвет, мигом схватив мысль, опустил блокнот, и дошедший до центра свет не исчез, а потёк дальше. Струя набрала скорость, зациркулировала между цифр, сложившись в рисунок, похожий на цветок с шестью лепестками. Языки пламени на блокноте погасли. — Бантик… — растерянно сказала я, глядя на металлические створки блокнота, скреплённые теперь вместо замка изящным, как на подарке, бантом. — Эта Исманова конструкция всё-таки работает! — Чего же ты ждёшь? — Иорвет дёрнул ленту. Узел банта распался, свет магического квадрата померк, и мы вернулись с изнанки в полумрак лаборатории. Протянув руку к пергаменту, я раскрыла блокнот — внутри лежала пухлая стопка исписанных мелким почерком листов. *** Мы отдали расколдованный блокнот Тэе, которая наказала вернуться после обеда, и, как чужие, разошлись в разные стороны. Иорвет опять не замечал меня, и мимолетный всплеск эмоций ничуть не растопил тот непробиваемый слой льда, которым он отгородился. Я шла, не разбирая дороги, и в конце концов заплутала в узких подворотнях. В этой части крепости мне ещё не доводилось бывать, и я сворачивала в переулки, оканчивающиеся тупиками, возвращалась и упиралась в следующий тупик. Раз за разом я проходила мимо одних и тех же дверей, на меня начали коситься сурового вида местные жители, и я жалела, что не взяла с собой меч. Я пыталась сконцентрироваться, но, как и утром, пустота не могла вытеснить сумбур мыслей, а истощённые изнанкой чутьё и ведьмачьи знаки не работали. Окончательно заблудившись в очевидно не самом благополучном районе и свернув в первую попавшуюся арку подальше от провожавших меня глаз, я очутилась в тесном дворике, посередь которого смуглый волосатый здоровяк в ярко-красных шароварах колдовал над гигантским казаном. У стены притулились три крохотных столика, и вёрткая чумазая девочка, одетая в лохмотья, приветливо заверещала по-зеррикански и приглашающе потянула за рукав в сторону единственного свободного места за одним из них. Завороженная запахом еды, я подчинилась. За соседними столиками сидели мужчины такого же подозрительного вида, как те, что были в переулках, только сейчас они с достоинством пили чай и благодушно кивали мне. Моим соседом оказался древний старик, который также приветливо кивнул и убрал клюку с лавки, чтобы освободить мне место. — Садись, тут лучший плов в городе, только для своих, — сипло с акцентом сказал он на всеобщем и подслеповато прищурился слезящимися глазами. Девчушка грохнула на стол чайник и убежала за чашками. — Дочка его, — старик указал на мужчину в красных шароварах. — Почему она такая чумазая? — тихо спросила я. Отец девочки не выглядел нищим. Старик шумно закашлялся, и я не сразу поняла, что он смеялся. — Как бесёнок, а? Болела она, думали помрёт. Знахарей звали, даже алхимика позвали от самих Хранительниц. Да он что, только порошков дал, — старик махнул рукой. — Но, на счастье, занесло сюда шамана, из пустынных. Вот, как мы, ел плов на этом самом месте. Взялся он за дело. Обряд провёл, злых духов изгнал. Сказал только, что пока дочка в лета не войдёт, надо сажей мазать, в обноски одевать, по имени не называть, чтоб шайтан за свою признавал. Да и не сглазить теперь её никак. Всё до последнего дирхама, что было у семьи, в уплату забрал, но дело сделал. Выздоровела малая. Хозяин расставил на столиках по блюду с горой плова. Мой собеседник неторопливо и важно наполнил тарелку, я последовала его примеру. Мы ели, старик забыл про меня. Опять провалившись в свои мысли, я поняла, что всего за несколько часов сегодняшнего дня уже успела смертельно соскучиться по Иорвету. По тому, прежнему Иорвету. Я скучала, что мы разговаривали и он всегда не соглашался со мной. Скучала по тому, что каждый день он был рядом, и как бы ни подначивал, но всегда был за меня. Скучала по невысказанным словам, по прячущимся под маской дружеских, заряженным чем-то необъяснимым взглядам — будто и он, и я подразумевали что-то, но никогда не говорили. «Немного же стоили для него наши отношения, — думала я, и было обидно до боли, — что он так быстро про всё забыл». Однако плов был вкусным, девочка задорно улыбалась щербатым ртом во всю испачканную физиономию, а хозяин, прикладывая руки к заросшей груди, так кланялся и пытался узнать, понравилось ли мне, что я вернулась в реальность, и мрачные мысли отступили. Я выбрала и положила на стол самую большую и красивую монету. — У него не найдется столько сдачи, — флегматично сказал старик. — И не надо, — я отправилась восвояси. Свернула в первый попавшийся проулок, вслед донеслись крики хозяина. Я вжалась в тень стены, и он промчался мимо, потрясая поднятой в пальцах монетой. Алые шаровары парусами надувались на бегу, и меня озарила мысль, что судьба дала вдруг подсказку. Если уж эти люди, потеряв всё, радовались жизни и улыбались, то мне-то уж точно нечего страдать. Вокруг меня — огромный удивительный мир, который не сошёлся клином на одном-единственном одноглазом эльфе. Я сконцентрировалась, чистая и ясная пустота пришла мгновенно, и даже слабых проблесков чутья хватило, чтобы безошибочно вывести сквозь трущобы обр