зидательно возразил Исман. Энру засопел. Вода закипела, Баха насыпал в котелок фасоли и вяленого мяса. — Я говорю на всеобщем, нильфгаардском, хакландском, — сказал, наконец, Энру. — Объяснюсь с тилликом, найду общий язык с кочевым народом. Песчаника пойму, вот только не отвечу. Да там и без нужды, всё одно, бежать надо. Знаю каждый бархан в Корате. А ведь ни дня в школах не просидел, наукам не обучен. Пустыня — лучшая школа. — Ты много знаешь, но не понимаешь сути, — прищурившись на огонь, сказал Исман. — Изучать науки необходимо, чтобы научиться думать. — Иногда много думать вредно. Бывает, нужно просто верить, — вдруг сказала Рэя. Она сидела неподвижной статуей, скрестив ноги, и наблюдала за огнём. — Ты можешь так сказать, потому что пятнадцать лет провела в одной из лучших школ, — возразил Исман. — Иначе бы ты верила во всякий бред, придуманный пустынными шаманами. Я встрепенулась. — Я встретила в городе семью, и их дочь вылечил пустынный шаман. — Выскажу предположение, что девочка выглядела как нищенка, выбравшаяся из угольной ямы? — Исман презрительно улыбнулся, я кивнула. — Знаю их. Она поранила ногу и приложила к ране грязную тряпку из хлева. Лежала в лихорадке, кровь стала дурной. Я дал лекарство. Но все деньги они отдали мошеннику из пустыни. Сглаз, злые духи, шайтан — вот тайные знания их трактатов, записанные на шкуре чёрной козы узелками из волос бесноватой прабабки — единственно пригодные, чтобы напугать невежд, а потом обобрать до нитки. Я промолчала, вспомнив Ненину, которая выздоровела, освободившись от демона, и которой не помогло бы ни одно лекарство. — Вы, городские, считаете, что познали мир, сидя над книгами дома при свечах, в безопасности, за закрытыми дверьми… Посмотри туда, — Энру указал черпаком в непроглядную тьму за спиной. — Ты не знаешь, кто идёт за тобой… — Всего лишь волки, — быстро сказал Исман. — Нет. Волки — вон. Я прищурилась, и через некоторое время, когда глаза привыкли, заметила тени, ещё более чёрные, чем чернота пустыни. Затылку стало холодно. — Ты думаешь, что знаешь из своих книг всё. Но здесь, в пустыне, есть вещи, которые невозможно познать. Это и есть шайтан. Тьма. Древнее зло. Оно скрыто в песках, оно идёт по следу и ждёт своего часа. Исман зевнул. — Суеверия, — он встал, подошёл к своему верблюду и снял бухту свёрнутой верёвки. — А вот это — наука. Защитит от змей и насекомых. Пропитана специальным раствором, надо уложить вокруг шатров. Он начал отматывать бечеву и резать на длинные куски. — Когда привык к пустыне, скорпионы тебя не трогают, — скептически сказал Энру. Баха протянул руку. — Пригодится. Я в прошлый раз с утра полный ковёр уховёрток вытряхнул. Исман едва заметно улыбнулся, передал по отрезанному куску Иорвету и Рэе. Я тоже взяла верёвку и уложила кольцом вокруг палатки. После ужина все разошлись спать, было холодно, и я завернулась в шкуру и лежала, прислушиваясь к шорохам снаружи. А потом мне снилось, что жёлтые волны вздымались, из пучины песков выныривало красноглазое неведомое чудище, и Энру кричал: «Шайтан!», и чудище ныряло, разбивалось мириадом блестящих, разбегающихся во все стороны скорпионов, и меня качало, качало на волнах. *** На второй день появились чёрные камни, они то лежали россыпью, то оплывшими, спёкшимися на солнце кусками торчали из песка. Появились и воронки тех чудовищ, что мы с Иорветом встретили у перевала. Энру тщательно обходил круглые ямы. День был безветренный и жаркий. Через одного верблюда впереди меня маячили мощные плечи Рэи, обтянутые кольчугой, вдоль каравана ходил Суллу — младший сын Энру, приговаривая что-то. Сам Энру вёл на верёвке переднего верблюда. Иорвета я почти не видела — он ехал сзади, и казалось, что мы расстались много лет назад и я давно путешествую в одиночестве, сама по себе. Энру остановил караван около плоского камня, едва выступающего из песка. К нему присоединился Суллу, и они обсуждали что-то, рассматривая камень. Баха уложил верблюдов, мы подошли. — Кровь орикса, — сказал Энру, показывая на камень и уходящие по песку следы. — Старый, крупный самец. Раненый. Вероятно, песчаным крабом. Раздвоенные следы, похожие на оленьи, петляли между барханами. — Почему мы остановились? — спросил Иорвет. Энру замялся. Он показал на Суллу, который неожиданно густо покраснел. — Невеста у него в Стране Озёр, а я могу дать в приданое всего ничего. — А нечего было на богатую глаза разувать, — буркнул Баха. — И то правда. Нам целый год тигровый глаз из шахт с гор возить, чтобы на приданое накопить, — согласился Энру и указал на мешки, привязанные к верблюдам. — Но год невеста ждать не станет, выберет кого поближе. А тут — орикс. Он опять показал на кровь, развернулся к Иорвету и с надеждой спросил: — Ты же не для красоты лук носишь? — И для красоты тоже, — отрезал эльф, и я едва удержалась, чтобы не улыбнуться. — Чего ты хочешь? — Ориксов почти не осталось, а рога у него ценные… — Это верно, — встрял всезнайка Исман. — Вытяжка из рога орикса — незаменимый ингредиент в лекарствах от малярии, от холеры, от лихорадки. — Вот, учёный человек подтвердил, — Энру мгновенно потеплел к алхимику. — Нам бы скотину догнать, он и так не жилец, а следы свежие. Иорвет присел около камня, стёр пальцем каплю запёкшейся крови. — Тебе одну стрелу выпустить, а Суллу жену получит, — гнул своё Энру. — Да и верблюдам отдохнуть надо, вон под скалами место подходящее. — Мне это не нравится, — сказала Рэя, и бородатый Баха кивнул. Иорвет поднялся и задумался, глядя под ноги на следы. Мне ужасно хотелось пойти вместе с ним, но я молчала. — Если до полудня не догоним оленя, вернёмся, — наконец, решил он и направился к сумкам. Баха повёл верблюдов к редким колючкам, видневшимся в стороне. Вещи сложили под вертикальной стенкой чёрных скал. Я смотрела на удаляющиеся спины Иорвета и двух погонщиков, пока они не скрылись за барханами. Исман уселся, привалившись спиной к камню, и достал книгу. Рэя оглядывалась вокруг, поводя носом, и будто принюхивалась, рука лежала на эфесе сабли. — За этими камнями не видать дальше плевка, — бросила она. — Мне это не нравится. Она полезла на скалу. Я присела около Исмана, положив рядом мечи. Из щели между камнями торчал низенький одревесневший куст без листьев, но с неброскими светло-розовыми, с малиновой кромкой, цветами. — Что это? — спросила я Исмана. — Пустынная роза, — ответил он. — На большее пустыня не способна. — По-моему, очень красиво, — сказала я. Цветы у пустынной розы были в форме пятиконечных звёздочек. — Нет совершенней красоты, чем роза садовая, — не согласился Исман. — Её красоту воспевают поэты. Мы помолчали. Было тихо, от песка шёл жар, вдоль кромки камня тянулась муравьиная дорожка. — Я думала, что алхимики превращают металл в золото и ищут рецепт бессмертия, — сказала я. Исман поднял голову от книги, снисходительно улыбнулся. — И это тоже. Но на жизнь приходится зарабатывать более приземлёнными вещами. Лекарствами. Составами для бомб. Средствами от мышей и блох. Средства от блох — особенно ходовой товар. Я рассмеялась. Исман с любопытством поглядел на меня. — Я думал, что ведьмаки зарабатывают на жизнь убийством чудовищ, а не поиском пропавших эльфов. — Всякое бывает, — я пожала плечами. — Те знаки, у тебя и эльфа на руках… — начал Исман, — откуда они? Я исподлобья посмотрела на него, уже пожалев, что затеяла разговор. — Брачная татуировка по обычаю одной дальней страны, — ответила я. — На счастье. — Но она не помогает счастью, не так ли? — вкрадчиво сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Не помогает, — я отвернулась. — Прошу прощения, госпожа ведьмачка, — сказал Исман и поднял книгу. В тот же момент что-то прожужжало мимо уха, и в корешок книги, закрывшей лицо Исмана, воткнулся короткий дротик. Раздался крик, я вскочила и, ещё ничего не понимая, наложила защитный Квен. Кричал Баха и дёргал за верёвку, поднимая верблюдов. Исман упал на землю и пополз в расщелину. Вокруг летали дротики, Квен трещал, но пока они не могли пробить защиту. Из-за бархана высовывались и тут же исчезали головы стрелков с духовыми трубками у губ. Со скалы спрыгнула Рэя, приземлившись рядом со мной. Распрямилась во весь свой гигантский рост, лицо её было разгорячено азартом, и она крутила саблю с такой быстротой, что дротики отскакивали в стороны. — Песчаники! — крикнула она. — Меч держать умеешь? За мной! Я подхватила меч, сложила усиленный Квен, и мы побежали. Я пыталась вырваться вперёд, чтобы прикрыть Рэю, но она обогнала меня, будто я стояла на месте, и стальным вихрем ворвалась в гущу замотанных в тряпки, словно ожившие мумии, песчаников. Толстая коса летала вокруг неё, она рубила, лихо вскрикивая на ударах, рядом падали худые тела. Я заразилась её воинственным духом и прикрывала ей спину, откидывая песчаников Аардом. Последний выстрелил из духовой трубки и кинулся бежать. Рэя выхватила из-за пояса кинжал, примерилась, метнула вслед. Кинжал воткнулся бегуну между лопаток, песчаник выгнулся и упал. — Вот и всё, — довольно сказала она и утёрла лицо, размазывая бурые брызги крови. — Хоть какое-то веселье. Я присела около ближайшего трупа. Тонкие, непропорционально длинные руки и ноги скрывались под туго намотанными полосами ткани. Ткань закрывала и лицо, оставляя лишь щёлку для глаз. — Хвала Солнцу, что вы остались в лагере, — сказал подошедший Баха. — Все верблюды целы! — Надо проверить, откуда они пришли, — скомандовала Рэя. — Я уверена, что не песчаный краб ранил того орикса. Мы двинулись с ней по следам. Те расходились в стороны, когда песчаники огибали барханы и скалы, а потом собирались снова. Я сосредоточилась — следы уводили в противоположную сторону от той, куда ушёл Иорвет. — Песчаники пришли с другой стороны, — подтвердила мою догадку Рэя. — Идти за твоим мужем не нужно. Возвращаемся! Украдкой я посмотрела на неё. Рэя выглядела довольной и как будто не питала ко мне ненависти. Мы уже подходили к лагерю, когда из-за скалы вылетел Иорвет. Увидел нас, остановился и согнулся пополам, опершись руками в колени. — Все целы, — важно сказала Рэя, когда мы подошли. — И ведьмачка твоя цела. Тяжело дыша, Иорв