их? Вдруг стало отчётливо ясно, что ничего лучше его предложения нет и в создавшихся условиях быть не могло. Иорвет прошагал мимо и вручил Рэе стопку листов. — Я нашёл следы верблюдов. Энру ушёл дальше на восток. — Значит, завтра нагоним их, — сказала она и разложила добытые записи на песке. — Посмотрим, что тут у нас. Среди страниц, исписанных по-зеррикански, выделялся рисунок равностороннего треугольника, в одной из вершин которого был нарисован маленький чёрный купол. Стрелки, подписанные одинаковыми затейливыми значками, указывали из центра треугольника в сторону каждой из вершин. — Очень интересно, — сказал голос Исмана мне в ухо. — Что? — спросила я, и в этот момент пленник закричал. Отсвет солнца на входе стремительно удлинялся, чародей выгнулся, как в столбняке, грудь колесом выпучилась, и на ней огнём горела татуировка. Он забился, перекатился на живот и судорожно втирался грудью в песок, не переставая кричать. Солнечный луч скользнул на стену, и пока все в ступоре следили за корчащимся телом, побежал выше, ещё выше и исчез. Пленник затих. Рэя перевернула его на спину, а на груди, как выжженное клеймо, ещё дымилась татуировка из сплетённых змей. *** — Очень странно, — сказал Исман, наклонил лист к свету костра, показывая пальцем в центр нарисованного треугольника. — Вот здесь — основной лагерь чародеев, и судя по руне Солнца, он стоит на мощном природном источнике силы. Вершины треугольника — три особых места, одно из них — то, где мы находимся. — А что странного? — спросила я. — В трактате «Двенадцать ключей мудрости» описан такой треугольник, представляющий собой треугольник Солнца. Он используется для концентрации магической силы из вершин в центр. У моего Мастера была подобная конструкция для аккумуляции силы… — Исман осёкся и, помолчав, продолжил: — Тут же на стрелках вместо рун Солнца использованы руны Луны, что заставит силу истекать из центра в вершины. Но зачем? Ведь в центре — основной лагерь чародеев с Верховным Магистром. Рэя откладывала по одному в сторону исписанные листки. — Птичий язык, — пробормотала она недовольно. — Каждое слово понятно, но вместе — абракадабра! — Дай посмотреть, — Исман погрузился в записи. — Расчёты и система заклинаний. Похоже, что под нами есть огромная полость… — Под нами дворец, — сказал Иорвет. — Какие-то залы могли остаться незасыпанными. — Именно так, — подтвердил Исман и замолчал, переворачивая листы. — Они… Как бы вам сказать по-простому? Сцеживают энергию из своего лагеря в три резервуара, один из которых под нами. Причём делают это даже сейчас. Вероятно поэтому двум весьма заурядным чародеям удалось вызвать песчаную сколопендру — им было достаточно лишь освободить силу. — Бессмысленное чудовище, — усмехнулся Иорвет. — Они рассчитывали напугать простых погонщиков и добились цели, — веско сказал Исман. — Заговор! Вот что тут происходит, — Рэя подняла разлинованный листок с другим почерком. — Тут даже подпись есть — Мавла… Мы с Иорветом переглянулись — это имя упоминал в пещере-ловушке Умут, говоря о каком-то своём амбициозном недоброжелателе. — В Чистом Братстве не всё спокойно, — она хохотнула и зачитала: — «Братья, наша цель близка. Дракона видели неподалёку. Три построения работают, сила покидает Оплот. Продолжаем исполнять обряды Рассвета и Заката, покуда не будет дан сигнал. Время аз-Занджани проходит, приходит наше». Они видели дракона! Значит, Виллентретенмерт всё ещё где-то здесь. — А он говорил про обряд Заката, — я показала на труп пленника. — И ковёр. Иорвет поднялся от костра и, захватив свечу, пошёл к ящикам. Я увязалась за ним. Мне хотелось быть рядом и хотелось, чёрт возьми, узнать, что это такое было во время боя. Иорвет же вёл себя так, будто ничего и не было. Откинув крышки сундуков, он принялся вытряхивать содержимое на песок. Похоже, что чародеи планировали провести под куполом не один день — мы нашли склад провизии и дров, бурдюки с водой, посуду, запас одеял. В другом сундуке нашлись поблескивающие латунью чародейские приборы, поверх которых лежали два свёрнутых в рулон коврика. Медальон мгновенно среагировал на них. — Знак Солнца, — ахнул Исман, когда мы расстелили коврики около костра. На каждом их них был вышит золотыми нитями рисунок — змеи, клубком сплетённые вокруг руны, такой же, как в центре треугольника. — Во время захода солнца он должен был быть на нём… — догадался Исман. — Надо было сказать человеческим языком, — буркнула Рэя. — Пойдём, закопаем его и того, второго. Она поднялась, посмотрела на меня и внезапно многозначительно зашевелила бровями. Хлопнула Исмана по плечу, подняла за ноги и потащила тело чародея к выходу. Мы остались с Иорветом вдвоём. Я подкинула в костёр обрубок ветки, кора затрещала, разбрызгивая смолу, и по чёрному куполу заплясали отблески огня. Мы снова молчали, молчали долго, будто в мире не было ничего интереснее, чем горящий костёр, и в какой-то момент я испугалась, что сейчас вернутся Рэя с Исманом, и редкий момент наедине будет упущен. — Иорвет… — начала я. — Яна… — сказал он одновременно со мной. Мы глядели друг на друга мгновение, вокруг была темнота и только мы, в неверном свете пламени. Иорвет опустил взгляд. — Забудь, что я сделал и сказал сегодня. Просто забудь. ПУСТЫНЯ КОРАТ. Живительная какпопала — Нет, — ответила я. — Тебе так нравится говорить мне «нет»? — он криво усмехнулся и посмотрел исподлобья. — Нет! Иорвет… — Нет. Не говори ничего, от слов только хуже. В крепости я сказал, что мне нечего сказать тебе. Теперь есть, — он встал, прошёлся взад-вперёд, и по куполу заскользила его тень. Сел опять у костра. Помолчал, а потом заговорил медленно, отстранённо. — Не так давно я и мои эльфы жили с одной целью — протянуть хотя бы ещё один день, вырвать его из зубов этого мира. В Вергене всё изменилось. Мы сделали это. И ты. У меня, у скоя'таэлей вдруг появилась жизнь. Просто жизнь… — Иорвет замолк опять, подвинул сапогом в огонь выпавшую ветку. — Я расслабился. Я забыл, что чудес не бывает, что заигрывать с судьбой — дрянная затея. Забыл и о том, что хорошо умею выживать, но не жить. Жизнь даёт надежду, а надежда — обманчивое, опасное чувство. Она заставляет верить в невозможное, заставляет ошибаться. Я ошибся и получил горькую пилюлю из правды… Что же, говорят, что правда лечит. Я был неправ сегодня — всё ещё не хотел поверить в неё до конца. Поэтому прошу — забудь и не говори ничего. Я до боли закусила губу и еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Было очевидно, что любые попытки оправдаться сделают только хуже. Убедить его могла лишь правда из простых трёх слов, но сказать их было и страшно, и невозможно. Для Иорвета стал горькой пилюлей мой отказ в близости, и он придумал для него своё объяснение, далёкое от истины, однако, если я назову настоящую причину отказа, если признаюсь ему в любви, он убежит от меня, как от чумы. Он предложил мне всё, что мог, моё же признание потребует от него больше, чем он может дать. Оно всё разрушит. Я молчала, а он следил за моим лицом, будто ждал ответа и всё ещё не мог поверить, что его просьбы «забыть и не говорить» хватило. Будто надеялся, что я, по обыкновению, буду сопротивляться и спорить, а он бы решительно отразил удар. А я не могла ничего ответить, язык прилип к нёбу, и мне неистово хотелось поцеловать его без всяких лишних слов, вернуть должок, но пока я мучительно решалась, момент был упущен, снаружи послышались голоса, и в пещеру возвратились Рэя с Исманом. Иорвет отвернулся. Зерриканка посмотрела на меня долгим взглядом и осуждающе покачала головой. *** «Подъём!» — в ухо громогласно шептали. Песок и небо были серыми, и около входа в купол серела тень умывающегося кота. — Раз наши дрянные мечи сбежали от шайтана, — Рэя энергично размахивала руками, — сегодня — болевые приёмы. — Ты никогда не позволяешь себе никаких слабостей, да? — я зевнула — заснуть мне удалось лишь под утро. Попрыгала на прохладном песке. — Поспать там… Или дать поспать другим? — Слабости делают людей слабыми, разве непонятно? — удивилась Рэя. — А я всегда сильнее всех. За это меня и не любят. Пожми мне руку. Я осторожно пожала протянутую руку, и Рэя, провернув ладонь, обхватила мой большой палец, загнула его, и я бухнулась на колени. — Ты должна быть сильной. Но если ты, ведьмачка, так и будешь колебаться и бояться трудностей, то останешься такой же слабой, как трухлявая палка. Твоя очередь. — Есть у меня подозрение, что не любят тебя не за силу, — буркнула я и вцепилась ей в палец. Рэя расхохоталась. — Что, больно от правды? Но в правде — сила, — сказала она и заломила мне локоть. Я взвыла. — Но это же не значит, что надо без запроса вываливать людям в лоб всю правду-матку! — Значит. Говорить правду — всегда лучше, чем умолчать, любая ложь начинается с умалчивания, — Рэя стояла прямо, а я выгибала её согнутую в локте руку взад и вперёд. — Вчера, когда я дала вам время наедине, ты ведь так и не сказала своему эльфу правду — ту, которую сказала мне? — она поморщилась. — Не так резко, мы на тренировке, а не в бою! Она вырвалась из захвата, перехватила мою руку, нажав в локоть, будто выгибала его в другую сторону, и уложила меня лицом в песок. В спину упёрлось колено. — Я никогда не вру, потому что не боюсь. А ты недоговариваешь и обманываешь, потому что боишься. Это твоя слабость. — Какая же ты зануда! — я отплёвывалась от песка и думала о том, как сильно она права. — Это правда, — засмеялась Рэя и поднялась. — От этой твоей правды сплошные неприятности, — сказала я. — Чушь! Ну-ка, попробуй достать меня! — А ещё правда в том, что за твоей спиной никого нет, — я пристально смотрела сбоку от её плеча. Рэя резко обернулась, я схватила её руку, заломила тем самым приёмом, что она только что показала. Она упала на песок, и я удерживала её руку в болевом, чтобы она не могла подняться. — Ты обманула меня, сказав правду! — возмущённо воскликнула Рэя, захохотала и похлопала другой рукой по песку. — Надо запомнить! Она перекатилась на спину, вытянулась во весь рост, будто загорала на пляже. Я вытряхивала из волос песок. — И всё-таки, свободен лишь тот, кто может позволить себе