— Мирка, нельзя быть такой, — мой собеседник резко сел на диван и взял меня за руку, ловя мой взгляд. — Мало ли что наплела твоя малахольная подруга. Может быть, ничего и не было. А если и

 

было, за сроком давности всё уже списалось. Да ведь она одумалась и ещё прощения попросила за то, что оклеветала достойного человека.

— Алёшка, ты из-за мужской солидарности не видишь очевидного. Её вынудил так поступить Матвей. Я же видела, в каком состоянии она ко мне пришла в ту новогоднюю ночь. Да, я там не была. Оказывается, иногда полезно болеть. Но я тебе точно говорю, он её изнасиловал. И если бы она послушала меня, и мы сразу пошли бы в полицию, то были бы запротоколированные доказательства, а так он вместе со своим отцом-адвокатом всё перевернул в своих интересах.

— Мира, не хочу слышать эти ваши бабские домыслы, — пренебрежительно фыркнул муж.

— Речь вообще о другом. Ты идёшь в его компанию медпредставителем или нет?

— Мне нужно подумать, — это был не тот ответ, который он ждал от меня.

— Значит так, — Алексей прошёл по комнате туда-сюда, снова сорвавшись с места, — или ты уходишь в медпредставители, или лавочка закрывается, я ухожу от тебя.

Это был удар ниже пояса. Я задохнулась от его последних слов. Вот так вот, он уходит после наших совместно прожитых лет? Ничуть не жалея и не сожалея? Выдвигая ультиматум?

— Кто она? — всё резко встало на свои места, словно пелена спала с глаз. Столько мелочей сейчас складывалось в логическую цепочку. То, что я старательно не замечала, теперь всплыло на поверхность.

Алексей напрягся, но, совладав с собой, непринуждённо улыбнулся и снова сел на диван, увлекая меня за собой.

— Дура, я ж говорю, баба, — он попытался взять меня за подбородок и поцеловать. Но было уже поздно. Сомнение стремительно расцветало буйным цветом в груди, выжигая абсолютное доверие и уверенность в надёжности этого человека.

— Алексей, мне не нужны эти игры и твои ультиматумы. Хочешь уйти - иди. Не нужно придумывать причины, — мой голос прозвучал неожиданно спокойно, хотя в душе всё переворачивалось и рвалось в лохмотья. Может быть, я действительно дура, и всё придумала, сделала неправильные выводы? Всё-таки восемь лет вместе. Хоть и в гражданском браке, потому что штамп в паспорте делает из мужчины-сокола мужчину-борова, так всегда говорил Алексей, когда я ненароком заводила разговор о том, чтобы оформить наши отношения официально. И есть ли ещё «мы»? Вот в чём вопрос. И ответ я на него получила незамедлительно.

— А вот возьму и уйду. Жаба холодная, — зло процедил он сквозь зубы, подскочил с дивана, стремительно достал чемодан и стал бросать в него свои вещи. С какой-то горящей ненавистью во взгляде поглядывая на меня, продолжил: — Посмотришь, как жить на одну свою бюджетную зарплату и без мужика в доме, Мира Андреевна, врач-терапевт высшей категории. Кто тебя кормить-то будет? Старички твои нищие?

— Алексей Павлович, видать, вы не мой Иван-царевич, если я до сих пор осталась жабой. Давайте без ехидства и злорадства обойдёмся. Я всё поняла, что вы хотели до меня донести. Ключи оставите на столике в прихожей, дверь захлопнете за собой.

Я встала и прошла мимо своего, ещё пять минут назад, мужчины, а теперь, по-видимому, бывшего. Закрыла дверь в ванную на щеколду и включила воду. Вот теперь можно и дать волю слезам. Горьким, обидным, разрушительным, выворачивающим наизнанку… За шумом воды и собственным водопадом из слёз не услышала, как хлопнула входная дверь, закрываясь за тем, кто был для меня родным человеком целых восемь лет. Выйдя из ванной, первым делом заглянула в прихожую. Ключи лежали на столике, там, где я и велела их оставить… Значит, возвращаться не собирается.

И всё-таки Алёша добился своего. Теперь мне точно придётся уволиться, чтобы перейти на другую, высокооплачиваемую работу, потому как платить по счетам за квартиру, заправлять машину, одеваться и питаться не получится с зарплатой врача городской поликлиники, не имея крепкого плеча рядом.

Стук в дверь заставил меня вынырнуть из мыслей-воспоминаний, сбросить оцепенение и вернуться в свой участковый кабинет приёма. Сегодня я ещё врач! Настойчивый стук повторился.

— Войдите! — крикнула я, садясь за свой стол и вынимая фонендоскоп из верхнего ящика стола.

— Мира Андреевна, можно? — в дверном приёме появилась сначала голова, а потом зашло и всё тело Аглаи Дормидонтовны — боевой старушки, бывшей актрисы театра и кино. Теперь одинокой,

 

позабытой, заброшенной старой женщины с гипертонической болезнью и стенокардией. Я бросила взгляд на часы над дверью. До начала приёма оставалось двадцать минут, но не будешь же заставлять её ждать всё это время.

— Проходите, Аглая Дормидонтовна, что вас привело ко мне сегодня? Мы же договаривались на среду, а сегодня понедельник.

Я взяла с полочки тонометр для измерения давления и словила её руку, которой она очень любила театрально жестикулировать при разговоре.