– Много вас тут таких! – грозно гавкнула бабка и вперила руки в бока. – В очередь!

– Да я вчера уже отстояла! – возмутилась я.

– Я тоже соврать могу, – не поверила бабка. – Не пущу!

Я попыталась обойти и даже подпрыгнула, но шустрая, несмотря на объёмы старушка, никак не поддавалась. А эпитеты, которыми она поливала меня, становились всё изощрённее. Кажется, «Цербера» мне не пройти…

– Я помню её, девочка приходила вчера! – услышала я тонкий голос и обернулась.

При виде бабульки с оранжевыми волосами и памятным термосом в руках, едва не расцеловала «Мухоморчик», но враг не сдавался.

– У тебя атеросклероз, Микинишна! – обвинила она. – Ты не можешь помнить, кто вчера приходил. Может, и сама дома сидела…

– Атеросклероз – не склероз, Цецилия Лаврентьевна, – возразил «Мухоморчик».

Не сдержав смех, я удивлённо посмотрела на «Цербера»: оказалось, имя бабке здорово подходит! Цербер – Цецилия.

– Не радуйся, – рявкнула бабка, истолковав мою улыбку по-своему. – Всё равно не пропущу! Хочешь без очереди – иди платно.

Я с досадой скрипнула зубами: да если бы были деньги, стояла бы тут?! Вчера таксисту последнее отдала, рассчитывая на победу. В поездке будут кормить, дотяну до стипендии. Плюсом, может пару выступлений организую, чтобы протянуть ещё месяц… Плата! Вдохновлённая идеей, встрепенулась и, широко улыбнувшись, громко спросила:

– А если я для вас спляшу, пропустите?

И, не дожидаясь ответа возмущённой старушки, выбрала в интернете музыку. Рассчитывая растрогать «Цербера», включила громкость на максимум и, вспоминая заученные когда-то движения, запела:

– Как-то утром, на рассвете, заглянул в соседний сад…

Руки в бока, как у бабки, пятка-носок, обход… Простейший танец, но на благотворительных выступлениях в престарелых домах всегда вызывает фурор. Я уже знала слова наизусть, да и станцевать могла без музыки, но с аккомпанементом веселее. На втором куплете ко мне присоединились бабульки побойчее, и даже «Цербер» начала притопывать.

– Раскудрявый! – громыхнул в больничном коридоре самопальный хор бабулек. – Да клён зелёный, лист резной!

Тут дверь в кабинет главврача распахнулась. На пороге возник злой мужчина в халате и закричал:

– Что за балаган?! – Заметив кружащуюся с платочком в руке меня, застыл на месте и уточнил: – Острова? – Выражение лица врача изменилось, мужчина кивнул: – Ну-ка, зайди.

У меня даже платок из пальцев выпал. Очень странным было выражение его лица. Сердце ёкнуло от дурного предчувствия. Сглотнув, я растерянно огляделась, а улыбающиеся старушки закивали и затолкали меня в кабинет. Вроде бы радоваться победе, но почему-то захотелось убежать из больницы без оглядки, и лишь страх подвести ребят заставлял оставаться на месте.

Доктор, не глядя на меня, изучал какие-то бумаги. Я присела и дрогнувшим голосом попросила:

– Мне бы справку повторить…

– У меня плохие новости, Острова, – перебил главврач и, положив передо мной лист, посмотрел сочувственно. – Сожалею.

Вышла из кабинета, качаясь, посмотрела на окруживших меня бабулек рассеянно. Расспрашивают или ругаются? Да всё равно! Мир рухнул, и миллиарды тусклых осколков причиняли мне нестерпимую боль: раздирали мысли, терзали сердце, кромсали душу… Гул голосов раздражал и делал лишь больнее. Я прижала руки к ушам и, согнувшись в поясе, закричала со всей мочи:

– Я ещё так молода! Не хочу умирать!

Пространства стало больше, добавилось света. Кажется, я распугала своих «поклонниц», и бабульки рассыпались по сторонам от истеричной девушки. А ещё стало тихо. Очень тихо. Болезненно тихо. Не выдержав этой взрывающей мозг тишины, так похожей на смерть, я бросилась куда глаза глядят. Коридоры, мелькающие двери, шарахающиеся люди.

Выскочив из здания, я судорожно вдохнула и, запрокинув голову, снова закричала:

– Это несправедливо! – Казалось, я вложила в крик всю боль, всё отчаяние и безысходный страх, и, обессилев, уселась на корточки. Прошептала: – Так не должно быть… Я только жить начала.

Пульсирующие слова «неоперабельная опухоль мозга» причиняли мне режуще-колющую боль, казалось, нервы выдирают из тела. Всхлипнула, но слёзы не текли, и от этого становилось ещё горше. Даже расплакаться не могу! Противное свойство организма! То, что приносит облегчение другим людям, мне недоступно. А я ведь так гордилась тем, что никогда не плачу! Глупая…

Зарылась пальцами в волосы и, раскачиваясь из стороны в сторону, горестно завыла.

– Вы в порядке? – участливо спросил кто-то.

– Нет, – помотала я головой. – Не в порядке. Совсем не в порядке.