Дама с сыном идёт медленнее, чем могла бы и, я уверена, делает это предумышленно. Спустившись, она и вовсе отводит сына в сторону и останавливается, что-то обсуждая. Я про себя ухмыляюсь. На мой вкус она ведёт себя слишком грубо, но формально придраться не к чему.

Я спускаюсь. Поскольку мы с дамой уже здоровались наверху, пройти мимо будет невежливо. Я молча киваю, но шага не сбавляю. Это так забавно… Дама наверняка мнит себя хищницей, нацелившейся на жертву, и даже не подозревает, что я её использую, так что пусть ловит, пусть получает удовольствие.

– Нишаль, – окликает меня дама.

Её сын остаётся за её плечом.

– Госпожа, – я кланяюсь и повторяю прошлое объяснение, – простите, после беспрерывной молитвы семь дней и ночей моя голова не совсем ясная.

– Вы действительно беспрерывно молились семь дней и семь ночей, Нишаль?

– Да, госпожа. Прежде я была неразумной, но Небеса смилостивились и через потерю позволили мне понять мои прежние ошибки. Отныне и впредь я должна блюсти себя, чтобы оправдать доверие и стать достойной дочерью своего отца.

Дама кивает и переводит взгляд с меня на своего сына.

Хм? Эй, меня же уверяли, что жизнь кончена, замужество мне не светит, и вдруг очевидный матримониальный интерес. Вот обманщики. Даму я вспомнить не могу. Вероятно, она из семьи не самого высокого положения, так что её даже «бракованная» дочь губернатора устроит.

Надолго задержать дама меня не может, мы обмениваемся ещё буквально парой фраз и я прощаюсь.

Та-ак… Прибыла ещё одна группа, но случайно пересечься с ними не получится, потому что дядя ждёт меня слева, а до них идти по прямой.

Я возвращаюсь к дяде:

– Спасибо, дядюшка.

– Пойдём домой, Нишаль.

– Да, дядюшка, – я само смирение, правда?

Вместо паланкина меня, точнее нас, ждёт двухколёсный экипаж. Буланая кобылка флегматично косит на меня карим глазом. Ей бы яблоко предложить, но чего нет, того нет.

Дядюшка помогает мне забраться в салон, садится напротив.

– Трудно поверить, что время пролетело так быстро, – вздыхаю я, когда экипаж трогается.

Моя реплика тонет в тишине. Дядя недовольно поджимает губы, и я замолкаю. В конце концов, я бы расстроилась, если бы он ответил. Нет ни малейшего желания тратить на дядю слова. Неделю назад он согласился оплатить своё благополучие моей смертью. Как можно относиться хорошо к человеку, позволившему племяннице пойти на верную смерть? Тц, я чувствую, что семейное древо остро нуждается в обрезании негодных ветвей.

Представив, как секаторами отсекаю дядюшки «корень», я не могу сдержать улыбку. Я опускаю голову и всю дорогу смотрю на собственные пальцы. Экипаж покачивается, кобылка цокает по мостовой. Что происходит на улице, увидеть нельзя – шторы опущены.

Наконец, экипаж останавливается. Дядя выходит первым. Перед домом он не утруждает себя заботой обо мне, руку не подаёт. Я должна либо ждать служанку, либо выйти самостоятельно. Я выбираю второй вариант, спускаюсь и следую за дядей в холл.

Тётушка здесь.

Ох, зачем же смотреть на меня с таким недоумением?

– Фират, кто это?

– Тётушка, вы больше не хотите признавать меня? – я позволяю глазам увлажниться. – Ах, дядюшка, мне не стоило возвращаться, мне стоило остаться в храме. Я не должна позорить семью. Я вернусь.

Я действительно порываюсь уйти. Почему нет? Меня остановят и будут упрашивать, ведь иначе злые языки скажут, что бедняжку Нишаль выгнали из дома.

– Нишаль, ты всё не так поняла, – дядя бросается ко мне и собственным телом перекрывает выход. – Ты побледнела и осунулась, только поэтому твоя тётя не узнала тебя. Она помнит тебя жизнерадостной и красивой, а сейчас ты сама на себя не похожа. Иди в комнату, а я пришлю целителя. Хорошо?

– Тётя, вы не сердитесь на меня?

Слов дяди недостаточно. Если тётя сама признает, что не сердится и не винит меня, то позже я не позволю ей попрекать меня сорванной свадьбой.

– Нишаль, твой дядя говорит правильно, тебя не узнать.

Она собирается увильнуть? Разумно, но…

– Вы сердитесь, тётушка, – вздыхаю я.

Ей остаётся лишь одно:

– Нишаль, я ни в чём тебя не виню, и не сержусь. Знак судьбы даётся нам свыше, и мы можем лишь принять его. Я счастлива, что ты вернулась домой. Иди скорее в свою комнату, ты должна хорошо отдохнуть. И переоденься.

– Да, – повинуюсь я.

Тётушке, наверное, не терпится расспросить дядю, каким чудом я оказалась жива и даже здорова. Пусть расскажет, ничего не имею против. Пока они будут говорить, я начну наводить свои порядки. Только позавтракаю сперва.

Я иду по коридору довольно быстро, поворачиваю за угол. А вот и дорогая сестрёнка…

– Нишаль?!

Тиана смотрит на меня как на привидение. Ах да, меня же мысленно похоронили. Я улыбаюсь:

– Сестрёнка?