— Рассказывал мне дядька Никамор, что и тут ты, недожена, делом занята. И я прекрасно понимаю, что не уедешь ты от своей лавки, планы свои и мечты ради мужа не бросишь и не забудешь. Этим ты от всех женщин и отличаешься, этим мне и нравишься, Василисушка, — улыбнулся недомуж, — а в Летинске уже давно другой святоша. Я как на твои поиски отправился, так другого святошу главным поставил. Поэтому сегодня и святому отцу весточку отправлю. Мол, набегался, приехал к должности новой готовиться.

Так мы и сделали. Я в лавку побежала, Златослав письма написал, да с гонцами отправил.

А пока ответа ждали, я недомужу хозяйство свое показала, с мальчишками познакомила. И шепнула, мол, вот смотри, о ком храм заботиться должен. Ведь не по-Божески это, когда святой отец в золоте купается, а паства его в холода зимние в обносках ходят. Это в Летинске теперь бомжиками хорошо быть, а в остальных городах все по-старому.

Крепко задумался Златослав. Никогда в жизни своей с нищетой-то он и не сталкивался по-настоящему. Даже в Летинске, когда простым святошей служил. Бомжики-то тогда сами по себе были, хотя и при храме. А потом все менялось. Потихонечку, незаметно. И теперь через год, уже никто и не помнил, как оно раньше-то жилось. Люди плохое быстро забывают. Хорошее, правда, еще быстрее.

Златослав хотел было сходу все богатства храмовые раздать. Но тут уж я его остановила. Не дело своими богатствами разбрасываться, надо дать людям возможность самим свои зарабатывать. Вон я мальчишек моих, будто бы не жалею. Еще как жалею. И каждому хочется валенки дать крепкие, тулупчик целый, накормить и обогреть. Да только ведь лучше им работу организоваать. А тулупчики и валенки они себе сами купят, и дома в ипотеку возьмут. Как в Летинске. И ценить будут то, что своим трудом заработано.

— Вот поэтому и Светозар не жалеючи трон свой тебе отдал, — улыбнулся Златослав, — ты, Василисушка, о себе заботясь, невидимой рукой обо всех заботишься. У нас ведь как считается, лес рядом, река, прокормятся, авось не помрут. А помрут, так бабы других нарожают. Велика ли ценность жизни человеческой? Четверть пены ей цена.

— Ну, если в человека ничего не вкладывать, — почесала я затылок, — так может и четверть пены. А ежели ты шилг в нее вложишь, стало быть шилг жизнь стоить будет. Человек, как лавка купеческая. Коли не вложил ничего, так она и не нужна никому. А чем больше денег и сил в лавку вкладываешь, тем и ценность ее быстрее растет, но тем она больше денег и приносит. Вон набрала я мальчишек по пене кричалки кричать, а теперь у меня есть те, кому я по две пены плачу, потому что они кричалки сами придумывают. Да такие, что ко мне народ валом валит. Стало быть…

— Стало быть рука невидимая сработала, — кивнул Златослав, — хотели мальчишки себе помочь, так и тебе помогли.

Разговор такие мы теперь часто вели. Сначала вдвоем, потом дядька Никамор и даже тетка Арешка к нам присоединились. Им-то купцам потомственным все понятно было. Коли хочешь богатым быть, так сначала свое что-то отдать надо. Товар закупить, в лавку вложиться. А пока свое не отдал, другим не помог, не придет к тебе богатство.

А через несколько дней, ответ от Великого князя пришел. Рады, мол, то сын наш блудный решил домой вернуться. Ждем-пождем, дождаться не можем.

К Великому князю мы собирались больше, чем дядька Никамор в очередное полугодовое путешествие. Пришлось и платье приличествующее княжне купить, и украшения. Хорошо, что на голову кокошник никакой цеплять не нужно. Нет в этом мире кокошников и все женщины с непокрытой головой ходят. Кроме монашек.

Златославу новую рясу купили. Они-то тоже, оказывается разные есть. И такие в которых мой недомуж ходит, и такие на которых каменьев больше, чем на платье моем роскошном.

И вот стояли мы с недомужем нарядные, друг на друга смотрели. А платья-то у обоих от камней тяжеленные, килограмм по пять весили не меньше. А еще спину надо держать ровно и улыбаться. А как улыбаться-то, если на одежду у нас почти целая лавка ушла? Да мне от этого тошно становилось. И уже ни к какому князю идти не хотелось.

А Златослав улыбался счастливо:

— Василисушка, родная моя, ты такая красивая! Вот станешь Великой княгиней, и нарекут тебя в народе Прекрасной.

— У украдет меня Кощей Бессмертный, — фыркнула я, — будешь искать меня по лесам и полям…

— Ну, уж нет! Хватит. Я уже набегался, наискался. Ни Кощей Бессмертный (*есть такой демон оказывается), ни любой другой демон больше тебя никогда не получат. Моя ты, никому тебя не отдам, — заявил Златослав и так меня прижал, что каменья проклятые в тело впились до боли.

Пришлось срочно платье снимать. Проверять, на месте ли обереги. Чуть на встречу не опоздали…