— Сестра, с тобой все хорошо? — однажды утром спросил встревоженный Крон.

— Да вроде, — рассеянно отозвалась я, пальцами разбирая спутавшуюся за ночь косу. — А почему ты спрашиваешь?

— Ну… — Названый братец посмотрел на меня очень внимательно, потом оглянулся на отчего-то притихших детей. — Ты разговариваешь сама с собой, уходишь на работу и возвращаешься оттуда уставшей и несчастной, а еще вот.

Тут Крон коварно вытащил из-за спины до зеркального блеска начищенный бронзовый поднос, который как-то купил у старьевщика в непотребно исковерканном состоянии и неведомым мне способом привел в порядок.

Настолько привел, что теперь мое отражение глядело на меня из полированной бронзы и моргало. Ровная поверхность почти не искажала линий, но от этого не было легче. Потому что там отражалась не я, а какое-то замученное привидение с обветренными губами и безумным взглядом ввалившихся глаз, оттененных темными кругами. Как есть панда из концлагеря.

— А еще ты разговариваешь во сне, — добил меня от порога Янь. — Много. И в основном какие-то глупости.

Я искоса глянула на Крона — угу. То, что Яню глупости непонятные, бывшему королевскому конюху — информация. Он-то понял, о ком я по ночам брежу. И что? Скажет вслух? Обидится? Выразит неодобрение?

— Беспокоюсь я, — вздохнул названый братец, отобрал у меня поднос и ушел в большую комнату, где у нас жили таз и умывальник, делать из отвара мыльного корня пену, чтобы побриться. — Как бы не заболела. Или чего похуже.

— Сам не хочу, да… — ответила я полузабытой фразой из старого фильма. А потом встряхнулась и тоже пошла умываться. Мне было о чем подумать во время этого процесса.

Чувствую себя последней кретинкой. Вот в один момент я нормальная, все осознаю и ужасаюсь от одной мысли, что придется опять гулять по дождливому городу и понимать, что ничем хорошим эти прогулки не закончатся.

А вот меня неожиданно штырит какой-нибудь мыслью о Лиу, или перед внутренним взором встают картинки с пирса, где у него окровавлено плечо… и все. Мозги словно выключаются, меня несет, как кипящее молоко из кастрюли.

А еще у меня отросли волосы. С того момента, как случился брюквец с покушением, они внезапно удлинились ладони на две и теперь почти доставали до талии. Не время ли задуматься, что за непонятная связь между этими событиями, учитывая покалывание искорок магии в прядях у виска, стоит мне отвлечься на что-то и погрузиться в себя?

Ох, как мне все это не нравится.

Ага, особенно хорошо я это поняла тем же вечером. Для разнообразия сегодня не было дождя, и на западе среди серой ватной осени ехидно скалилась узкая алая полоска чистого неба.

Я смотрела в эту гаснущую улыбку и понимала: ехидство адресовано персонально мне, потому что я снова стою в переулке рядом с резиденцией солнц и все никак не могу понять, какой брюквы я здесь забыла.

Это в последний раз. Я сама себе дала слово, прежде чем пришла сюда: это в самый-самый последний раз. Потому что нельзя же так сходить с ума. Я взрослая женщина, в конце концов, у меня ответственность… и все такое прочее. И мозги! Должны быть. В теории.

Впрочем, уже через секунду эти размышления растаяли в вечерних тенях. Ворота резиденции открылись, и из них выехали два всадника. Я шарахнулась за угол, но это не помешало мне разглядеть близнецов. Ага… оба на месте, оба живы. Живы!

Значит, я зря волновалась? Можно идти домой, выдохнуть и забыть уже про эту добровольную вахту у чужих дверей?

Как бы не так. О том, что спокойствие от меня убежало далеко и надолго, я убедилась уже через секунду. Когда стало понятно, что братья не просто так выехали из резиденции, а вовсе даже устремились навстречу приближающейся по центральной улице карете. Они проехали примерно половину пути, прежде чем поравнялись с экипажем. Короткая заминка — и парни встроились в эскорт, сопровождающий вызолоченную коробочку на колесах.

У меня совершенно по-настоящему встали дыбом волосы под шапкой. То самое острое чувство взгляда в спину нахлынуло волной. А потом… потом из кареты выбрались какие-то люди — то ли слуги, то ли телохранители, а вслед за ними на чисто выметенную мостовую центральной площади ступил Раймон. Собственной персоной.

Что-то сказал спешившимся и учтиво поклонившимся ему близнецам, а потом вдруг резко обернулся и прищурился ровно в тот переулок, за углом которого я практически не дышала.

Я даже зажмурилась на пару мгновений и замерла, стараясь не шевелиться, хотя Раймон ну никак не мог видеть меня сквозь стену. А когда выдохнула и все же осторожно выглянула из переулка, герцог уже разговаривал с кем-то из свиты и в мою сторону не смотрел. Уф-ф-ф!

Ладно, я увидела все, что могла. И даже то, чего не хотела видеть, но хорошо, что получила своевременное предупреждение: Раймон в городе.