— Сначала семена, а потом уже сметана, — усмехнулась я. — А то ты, пользуясь моим невежеством, вместо картошки-морковки какую-нибудь плотоядную росянку мне вырастить поможешь. Знаю я тебя. Как там у классика было? «Вечером деньги — утром стулья». И никак иначе.

— Какие стулья? — прижал уши Васька. — У нас только лавки есть.

— Семена показывай, — махнула рукой я.

Но посмотреть на местный семенной фонд я так и не успела.

— Хозяйка! Отворяй! Гостей принимай!

— Черт! — ругнулась я, вспомнив про оставленных за калиткой татар, то есть гостей незваных.

— Нет ее, — пропищавший дискантом отозвался раньше, чем я успела дойти до двери, — говорил я уже.

— А ты как туда попал? — вплелся в разговор низкий баритон, в котором я без труда узнала голос своего лесного незнакомца.

— Меня впустила, а потом сгинула, — ответил неказистый Илюшка. — Отправила ведра для воды искать. А я в оконце заглядывал: два ведра посреди горницы стоят… Вот тебе и служба! Поди туда, не знаю куда, принеси то, что у меня и так есть! Непотребство!

«Ха! — догадалась я. — Значит, без моего разрешения им сюда ходу нет! Круто! Этого-то я как пустить умудрилась? С богатырями, что ли?»

— Так, может, тебе какие другие ведра искать велено? — пробасил мой недоутопленник, сбив меня с мысли.

— Нет тут никаких других, — пожаловался парень. — Я все облазил, крапивой пожегся, чуть в колодец не провалился и от какой-то невоспитанной щуки хвостом по лицу получил. Посмеялась надо мной вредная бабка!

— А ты кто вообще такой?

Я чуть приоткрыла дверь, чтобы как раз успеть увидеть, как давешний поклонник зеленого цвета опирается локтями на калитку, сверху вниз рассматривая недовольного юнца.

— Я Илья Муромец, — приосанился тот.

— Да ну? Неужто земляк? — во все тридцать два зуба заулыбался зеленый.

— Какой еще земляк? Я тот самый Илья Муромец! — На свет божий появился знакомый блокнотик, и я, несмотря на абсурдность ситуации, невольно захихикала. — Тридцать лет на печи лежал! Потом встал! И всем дал!

Тут уж я заржала в голос.

— Нет, парень. Ты что-то путаешь, — серьезно покачал головой тощий. — Это я — Илья Муромец. И на печи я лежал. Уж не знаю, кому ты там давал…

Я в истерике сползла на пол, размазывая по щекам навернувшиеся на глаза слезы.

— И что именно, — продолжал между тем мужчина. — Но знаменитый богатырь Илья Муромец — это я.

— Нет я! — пискнул мелкий, тыча тому в лицо свой блокнотик. — У меня тут записано!

— Мало ли что у тебя там записано. Да ты на себя глянь. Ну какой из тебя богатырь? Кожа, кости и молоко на губах не обсохло. Ну посмотри, брат. — Зеленый призвал на помощь моего утопленника. — Кто из нас Илья Муромец?

— Вообще-то я, — пробасил тот, и я подавилась смехом, впервые сообразив, что у меня тут вырисовывается.

«Да что ж такое-то? — схватилась за голову я, вскочив на ноги. — Только вроде жизнь налаживаться начала, и на тебе! Ну, держитесь, дети лейтенанта Шмидта! Сейчас бабушка расскажет вам страшную сказку про детскую комнату милиции».

Я пинком распахнула дверь и встала на крыльце, уперев кулак в бедро:

— А что у вас там, в Муроме, одни Илюшки? Других имен нет?

— Есть, как не быть, — ответил мне, как ни странно, лесной незнакомец.

— Но в гости только Илюшкам ходить можно, — подхватила я. — Ладно. Это детали. Рассказывайте, с чем пожаловали, Илюшки.

— Эй! — возмутился тощий Илюшка. — А как же накормить, напоить, а потом уже спрашивать?

— Да. Не по-людски, — покачал головой усатый.

— Это вы люди. А я ведьма, — отмахнулась я, окончательно входя в роль. — Мне можно. Так что надо-то?

— Один на один поговорить, — нестройным хором отозвались все трое.

— Ну хоть не трое на одну, и то хлеб, — скрипнула зубами я. — Ладно. С тебя начнем, раз уж ты тут.

Я поманила за собой юнца. Мы сели за большой стол под яблоней с другой стороны избушки. Понятное дело, что в дом я его приглашать и не подумала. Как, впрочем, и кормить. «Обойдется, — решила я. — И так с чешуйными богатырями подхарчился шустрик».

— И как тебя зовут? — спросила я.

От неожиданности юнец чуть не ответил, но, вовремя спохватившись, упрямо повторил:

— Илья Муромец.

— Допустим. — Я подперла кулаком подбородок и уставилась на него. — И что тебе надо, Илюшка-малолетка?

— Почему это я малолетка?! — возмутился тот. — Я совершеннолетний!