— Увы. Уж не знаю, что там твоя Яга намутила, но я всю жизнь была совершенно нормальной. Даже письмо из Хогвартса, и то не получила. — Я улыбнулась своей незамысловатой шутке. — А раз я не ведьма, то брать этих гавриков будем природным умом и сообразительностью. Яге Радька правды не скажет. А кому скажет?

— А никому не скажет. А если и скажет, то как ты узнаешь, что именно это — правда? — резонно заметил кот. — Может, он и хозяйке своей брешет как собака. Если тут и правда Марья Моревна замешалась.

— Может, такие красавчики все могут. Особенно со старушками и глупыми девицами, — хмыкнула я, и в мозгу забрезжила идея. — Никому Радька правды не скажет. Каждому будет врать то, что ему выгодно. А мы… А мы — послушаем. И сравним.

— Василиса, — прижал уши Васька, — ты что надумала? Лучше прогони его, и дело с концом. Мало ли что он тебе наплетет. Мир у нас, конечно, по твоим словам, сказочный. Хотя не знаю, не замечал. Но помереть тут можно совсем по-настоящему. Это точно.

— А помирать нам рановато, есть у нас еще дома… То есть в избушке дела, — фальшиво пропела я и открыла крышку сундука, из которого доставала скатерку. — Вась, а тут еще какой-нибудь колдовской утиль имеется?

— В смысле? — не поспел за скачками моих решений кот.

— Ну, еще одна скатерка ломаная, шапка-невидимка какая-нибудь…

— Размечталась, — хмыкнул Васька. — Тут тебе что, склад мировых сокровищ? Ничего там нет. Только ковер-самолет. Его как-то ухажер старой Яги забыл, да так и не забрал.

— Ну да, склероз и возраст обычно приходят вместе, — невнимательно отозвалась я, оглядываясь в поисках сундука побольше, куда можно было бы засунуть ковер.

— Чего озираешься? Ковер ищешь? Так его с тех пор моль пожрала волшебная. Пока Яга это безобразие заметила, один половичок остался: меня и то не подымет.

— Но сейчас-то в этом половичке моли нет? — радостно потерла руки я.

— Нет, конечно. Где бы это Яга таких приживалок приветила. Вот он лежит, на дне.

Но я уже сама заметила искомое. Иголки мне попадались и раньше, так что особой проблемы я не видела: надергать из летучего половика ниток и зашить скатерть-самобранку. Нитки волшебные, значит, проблем быть не должно, а зашитая скатерка, глядишь, и расщедрится на что-то удобоваримое.

— А с Радькой что делать будешь? — напомнил о своем присутствии кот.

— На чистую воду выводить, — хищно ухмыльнулась я. — И топить.

— Да… — протянул Васька, отодвинувшись от меня подальше. — Кровь не водица…

— Да не в крови же топить! — возмутилась я. — Что у вас тут за живодерские замашки у всех? Топить будем в его же собственном вранье.

— Это как?

— А вот так. Бабусе Ягусе этот хитрован уже свою позицию высказал предельно ясно: «Я — Муромец. Отдавай Василису». Версию тихушную про коронованную мамашу, которая спит и видит возвращение дочурки в свои любящие объятия, мы тоже слыхали…

— Я себе «любящие объятия» как-то по-другому представлял, — с сомнением протянул кот.

— Ну, в любящий удушающий захват, — отмахнулась я. — Какая разница. Тут смысл в том, что Илья вовсе не Илья, а якобы любящая матушка вовсе не против увидеть дочурку покойницей. Хотя тут еще не все ясно. Мелкий и соврет — недорого возьмет, а если на такое вранье у него умишка не хватило бы, так приукрасить мог, краски сгустить. Так что и тут бабушка надвое сказала.

— И что делать?

— Витязей чешуйных кормить, — хмыкнула я.

— Васька! — надулся кот. — Вот тоже тебе больше ничего подсказывать не буду, вредине.

— Твоих подсказок пока дождешься, с голодухи огурцов с молоком нажрешься, — парировала я. — Ладно. Не злись. Потом мы с тобой послушаем, что он своей якобы нареченной скажет.

Я отцепила нос и подмигнула котяре, который ухмылялся во все клыки.

— Но сейчас кормежка витязей: они моя единственная защита, если что не так пойдет. У нас тут еще один Илюшка. Он, может, и Илюшка, но конь у него ворованный. Согласись, это наводит на определенные размышления.

Время уже подошло к обеду, и я решила разобраться сперва с кормежкой богатырей. Нос я, разумеется, приладила обратно и, прихватив скатерть-самобранку, отправилась под облюбованную яблоню.

Грядущая рискованная афера с Илюшкой-Радькой добавила в кровь изрядную долю адреналина и куража, поэтому свист получился залихватский и совсем как у Бабы-яги.

— Эй! Работнички лесозаготовок! Пожалуйте к столу!

Чешуйные богатыри себя дважды просить не заставили.