— А что с ним случилось? — спросила я.

— Так и остался во дворе ночевать.

— И как? — с долей облегчения уточнила я. Судя по фиге, шустрая изба и меня сегодня привечать не собирается.

— Не знаю, — мурлыкнул кот. — Утром его тут уже не было.

— Ушел?

— Да не. Леший заигрался, завел его в болото. А там ключ и озерцо. Ну и русалки, куда ж без них. Горыныч потом еще долго жаловался, что у него брюхо хихикает…

— Брюхо хихикает? — эхом повторила я и, подскочив на месте, бросилась к избушке. — А ну, стой, курица бревенчатая!

— Ну, побегай, побегай, — бросил мне вслед кот. — Съедят уставшей, зато согревшейся. Горыныч у нас мороженое мясо не любит.

Я пропустила колкость мимо ушей, заходя на третий круг. Мы с вредной избой уже могли бы поспорить с таинственными отметинами где-нибудь на полях Аризоны. Только там были просто круги, а у нас вытоптанная упрямым строением плоскость и полоса, набеганная мной вокруг.

Впрочем, от этой беготни была и польза. Я действительно согрелась. Заодно и мозги оттаяли. «Это же какая-то дурацкая сказка! Значит…» Я остановилась, в сотый раз рассматривая заднюю глухую бревенчатую стену, и, чувствуя себя полной идиоткой, внятно проговорила:

— Избушка, избушка, повернись ко мне задом, а к лесу передом!

Изба заскрипела, как сотня несмазанных дверей, затряслась так, будто вот-вот развалится, но не сдвинулась ни на градус. А кот… Вы знали, что коты умеют смеяться? Вот и я не знала. А они умеют. Ох, как они, сволочи хвостатые, умеют. По крайней мере, один из них, тот, что только что от хохота свалился с частокола.

— Ну, что теперь-то не так?! — взвыла я.

— Знаешь… — отозвался котяра, кое-как прочихавшись. — Ни в жисть бы не стал помогать пришлой девице. Но чую, что ты меня уморишь своими потугами, прежде чем сама наконец сгинешь. А мне еще за Грань рановато. Есть у нас еще дома дела.

— Чего? — вытаращилась я. Слишком уж знакомо прозвучала последняя фраза хвостатого насмешника.

— Чего-чего… Да ничего, — проворчал кот. — Что попросила, то и получила!

Я моргнула. Потом еще раз. А потом разом вспомнила десяток слов из тех, которые никогда не знала.

— Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом!

На этот раз вредное строение повернулось. И дверь была приветливо распахнута. Порадовавшись, что в нормальной жизни регулярно посещала спортзал, я полезла на первую ступеньку крыльца, маячившую где-то на высоте груди.

Я что-то сказала про «приветливо»? Забудьте. Я поняла, как погорячилась, едва оказавшись в маленьких сенцах. В шустром домике царил еще более промозглый холод, чем во дворе. Видимо, пока я гонялась за ускользающей дверью, помещение успело хорошенько проветриться.

Едва я додумала эту мысль до конца, как пол под ногами заходил ходуном. Ругаясь сквозь зубы, я кувырком полетела куда-то в угол: избушка разворачивалась к любимому лесу.

Кряхтя, как столетняя бабка, я медленно собирала себя с пола. Каким-то чудом мне удалось ничего не сломать. Но о большую дубовую бочку, скромно стоявшую в уголке, я приложилась знатно. А самое интересное, что в бочке была вода, но на пол не выплеснулось ни капли. Да и прочие предметы обстановки не сдвинулись ни на миллиметр.

Покачав головой, я прошла в единственную комнату. Тут тоже ничего не изменилось. Разворошенные тряпки на лавке, тонкий домотканый половик на лежанке вплотную к печке, где я очнулась, казалось, несколько месяцев назад. На столе красовались крутобокий горшок и блюдо с единственным сморщенным яблоком. В животе тут же заурчало, напоминая, что я пропустила не только ужин, но и обед вкупе с завтраком.

Яблоко, хоть и неказистое, оказалось неожиданно вкусным, и я схарчила его вместе с семечками за пару минут. Один хвостик остался. В горшке нашлось молоко. Но его я даже нюхать не стала — с детства терпеть не могу молочное. Побродив по комнате минут десять и убедившись, что ни в печи, ни в многочисленных сундуках нет ничего хотя бы на вид съедобного, я загрустила.

Кроме того, ночной холод начал постепенно пробирать до костей. Поймав себя на том, что размеренно постукиваю зубами, я нашла на лавке дырявый платок и накинула на плечи.

— Когда холодно, печку топят…

В ворохе тряпья сверкнули зеленые глаза, которых, как и их обладателя, там еще секунду назад не было.

— Когда холодно, батареи включают! Или электрообогреватели! — огрызнулась я, с тоской поглядывая в маленькое окошко: солнце уже наполовину скрылось за деревьями. Еще немного, и в дополнение к промозглому холоду в избушке наступит кромешная тьма.