— И ты разошелся на полную. — Его медовая светлость тоже потянулся за бутылкой и налил себе вина.

— Джейнс, перестань. — Усталость снова навалилась на плечи полынного герцога. Он сидел и смотрел на рубиновые искры в бокале, и казалось, что даже черты его лица чуть оплыли от этой усталости и еще чего-то, что он сам не смог бы с уверенностью назвать. — Что мне было делать, если этот малолетний спасатель сунулся туда, куда его не звали? И снова взялся мне перечить? Только ставить на место, причем жестко. Бить его плетьми — сам понимаешь, такого приказа я отдать не мог. Серебряная кровь — не вода. Да меня самого бы откатом размазало, ведь я тоже дал клятву. А три дня у столба — это не прямой вред, тем более что он выдержит. Отлежится потом недельку-другую и навсегда запомнит, как лезть не в свое дело. А откат я потерплю, он будет несильный.

— Разве не в свое? Ты понимаешь, что если кровь зовет тебя… то и его тоже? А они его вассалы. Первые.

— Демоны! — Раймон с силой швырнул бокал в камин. Тот со звоном разлетелся, вино зашипело на углях, взвиваясь к потолку пряным запахом южных виноградников. — Ты думаешь… и меня тянет именно кровь? Но тогда…

— Понятия не имею. Но эта версия ничем не хуже других и точно нравится мне больше мыслей о том, что ты влюбился в уличного мальчишку. Во всяком случае, я предупрежден, — вздохнул Джейнс. — Пальцем это «сокровище» никогда не трону. Хоть у кого-то из нас должен сохраняться трезвый разум. А ты… я так понимаю, и от него внимание отвлек, убедив всех, что Юль вовсе не твой фаворит? И вообще, может, не бастард, как начинает догадываться наш дорогой противник? Всего лишь мальчишка на ночь, который вышел из милости, так?

— В целом, — Раймон успокоился так же быстро, как и вспылил, — все идет не так уж плохо. Этих двоих я все равно отдал их дядьке, как и планировал, сделав вид, что жертва их «сюзерена» тут вовсе ни при чем и все дело в родстве. Фимо уже докладывал, что из конюшни слышны звуки розог и вопли. А Юль… Я распорядился, чтобы его подвесили ниже обычного, до земли все же достает ногами твердо, так что фактически не висит, а просто стоит у столба, помучается, но в меру. И воду по утрам будут давать, немного, чтобы по нужде потом не водить. Три дня - не вечность, да и отпущу я его раньше. А там посмотрим.

Сколько раз за прошедшие сутки я назвала себя идиоткой? Даже считать не буду. Тем более что сил на это почти не осталось.

Это первые сутки я еще что-то чувствовала — боль в затекших мышцах, жару, ночной холод. Мучительную жажду. К началу второй ночи из всех ощущений осталось только последнее.

Есть мне не хотелось, а вот пить… утром мне дали полчашки воды, и на этом все. Хотя понятно, что больше и не стоило, потому что в туалет меня от столбика никто водить не собирался. Полчашки же испарились с поверхности кожи с потом еще до полудня.

Ну и, кроме желания напиться, было еще одно, большое и всеобъемлющее: сдохнуть уже наконец. Все равно тела я почти не чувствовала. Жаль только, это онемение не сделало мою жизнь легче. Оно само по себе было настолько невыносимым, что лучше бы болело все подряд. 

А самое противное заключалось в том, что мой дурацкий героизм оказался никому не нужен. Я вчера целый час слушала, как парни орали под розгами — конюшня находилась недалеко от столба, на котором меня подвесили. Конечно, розги — не плети, а дядька Жуй — не королевский палач. Но в тот момент, когда Раймон снизошел до просьбы главного повара о помиловании, чертов полынный герцог так на меня посмотрел, что я поняла: он с самого начала собирался так сделать. И мне абсолютно незачем было лезть под руку.

Не знаю, что меня толкнуло. Ну, кроме иррационального чувства, что за этих двух оболтусов отвечаю я. Главное, второй мне даже клятв никаких не приносил. И что? А ничего… орали оба одинаково громко, господин Жуй явно руки не жалел. 

Но это было вчера. До того, как прошла ночь и перед рассветом сознание стало медленно уплывать в липкое марево невнятных кошмаров. 

Вторая ночь у столба пришла неожиданно, когда я уже перестала ее ждать — так долго она не наступала. Половина срока прошла. Или меньше? Или больше? Ни брюквы уже не соображаю. Но уходить в забытье мне даже понравилось — там хреново, но наяву еще хуже. Вот сейчас белесый туман бессознательного затянет двор, спрячет шепчущихся в отдалении слуг — ко мне никто не смел приближаться, — скроет звуки и огни факелов...

Когда я в следующий раз пришла в себя, первое, что почувствовала, — чьи-то жесткие пальцы на плече. 

Ресницы слиплись, поэтому я даже не сразу смогла открыть глаза. А когда открыла, поняла, что лучше бы я этого не делала. 

Потому что прямо напротив меня скалилась страшенная, заросшая черной бородой по самые глаза рожа. Знакомая рожа.