поглаживает мою ладонь. Чёрное существо на мне шевелится, будто пытается приласкать. Немного

жуткое ощущение.

– …считай, у принцев по два отбора было, а избранных не нашли, последний шанс у них, – басит кто-то. – Стой!

Повозка притормаживает. Отец напряжённо застывает, даже не дышит. А я, наоборот, кажется,

дышу слишком громко.

– В Академии найдут, – хмыкает кто-то пискляво. – Аранский точно найдёт, как я слышал, а нашему

северному союзнику уж как повезёт.

– Поменьше бы ты языком трепал о Них, – цыкает бас и тут же гаркает: – Что в телеге?

– Пустые бочки и мешки, – сипло отвечает возница. – Доставка продовольствия. Склад мистера

Эволи, Нарнбурн, Прибрежная пять. Только что разгрузился на складе, еду домой. Завтра вернусь с

новой партией.

Металлический лязг. Чьи-то тяжёлые шаги вдоль борта. Глухой удар по нему. Дёргаюсь, едва

сдерживая вскрик. Холодная ладонь отца ложится на губы. Да будто я сама не понимаю, что надо

молчать!

– А что? – интересуется возница. – Кому-то нужны хозяйские бочки? Ха-ха!

– Сегодня пик схождения миров и прибывают принцы, – басит неизвестный совсем рядом. –

Повышенные меры безопасности. Так что слезай и открывай свою телегу, будем досматривать.

Рука отца соскальзывает на лежащий возле колена меч.

– Вам делать, что ли, больше нечего? – лениво отзывается возница. – Поздно уже, я домой хочу

жёнушкин ужин пробовать, и если бы я хотел что-то против принцев сделать, то въезжал бы в

Академию, а не выезжал.

– Поговори мне тут, и спалим тележку дотла! Вместе с тобой и кобылой.

Глава 3

Возница спрыгивает с козел, качнув телегу.

– Ну, ладно-ладно, сдаюсь, – идя вдоль борта, бормочет он и откидывает полог. – Везу я кое-что

интересное.

Застывает всё, даже сердце не бьётся. Отец – сжатая, готовая броситься на врагов пружина.

Возница залезает в телегу, но к нам не подходит. Стукается дерево о дерево.

– Вот, – пыхтит возница, чем-то задевая бочки. – Нога копчёная. Свежая. Мясо – пальчики

оближешь. Угощайтесь.

– Другое дело, – крякает его собеседник. – А чего ещё предложить можешь?

– Ну, имейте совесть: должен же я жёнушке что-то достать, а то она меня поганой метлой из дома

выгонит, придётся на сеновале ночевать. Войдите в положение.

– Что у тебя там? – не унимается бас.

– Вторая нога.

– А выпить?

– Чего не возим, того не возим. Котомка муки есть ещё. Надо?

Повисает тягучая пауза, в которую я осознаю, что сердце всё же бьётся и даже норовит выбить

барабанные перепонки.

– Ладно, проезжай, – милостиво разрешает охранник. – Но в следующий раз держи в голове, что мы

тут стоим голодные.

Бас поддерживают лающим смехом, а возница, кряхтя, вылезает из крытой части телеги и, прикрыв

полог, возвращается на козлы.

Что-то поскрипывает, телега трогается. Мерный цокот копыт обещает спасение. Неужели всё?

Цокот продолжается, мы едем, едем, едем… уже и отец отпускает меч, валится рядом со мной на

мешки и выдыхает.

Меня слегка трясёт, в душной темноте зябко. Обхватив себя руками, пытаюсь сдержать нервную

дрожь. От усталости даже вопросы в голову не лезут, просто хочется на свежий воздух и чтобы

уверили: ты в безопасности.

***

Лёгкое покачивание, плеск, голоса… Ломота в мышцах, словно на камнях спала. И запах специй –

острый, слишком сильный. Матрац комковатый, не мой.

Воспоминания об отце, о переходе, носатом Малри и телеге – как ожог. Распахиваю глаза: в

голубоватом сумраке светятся пять красных глаз на чёрных стебельках, уходящих под моё лицо.

– А… – распахиваю рот закричать, но дыхание перехватывает.

Глазки испуганно моргают. Один направляет зрачок на источник голубоватого света над моей

головой, другой разворачивается к ногам.

Ощущение скольжения и плеск воды усиливаются. Зажмурившись, досчитываю до десяти, но когда

поднимаю веки, красные глазки на стебельках по-прежнему беззастенчиво меня рассматривают.

Приподняв занемевшую руку, ощупываю лежащее на моей груди тёплое шелковистое нечто –

основание стебельков. В ответ красные глаза довольно жмурятся.

Я, наверное, сошла с ума. Даже если не сошла, то всё равно рехнулась.

Наверху грохочут шаги. Кто-то прикрикивает. Скрип и шелест. Дёрганая вибрация проходится по

тесной комнатке, в которой я лежу на пропахших специями тюках.

Это трюм – вдруг понимаю я. В борт плещется вода, скрипят снасти.

Вновь гремят шаги, глухой удар, шаги стучат ближе. Глазки ныряют под жилет, просачиваются под

платье и блузку, растекаясь по телу щекотным теплом.

А я притворяюсь спящей за миг до того, как дверь распахивается.

– Витория, просыпайся, – велит отец. – Нам пора.

Приподнявшись на локтях, заглядываю в его возбуждённое, раскрасневшееся лицо.

– Куда?