Поздним вечером я сидела у камина, прижимая к груди рубаху, пока мозолистые руки Норкора царапали спину и плечи. Сначала от силы, с которой он мял мышцы, было больно, приходилось стискивать зубы, но вскоре боль уступила место жару, а позже и вовсе захотелось разлечься удобнее и стонать от удовольствия. В это время Гахсод стучал склянками, что-то разводил в них, разливал. Дарок и Архаг, сидя за столом, пили горький отвар и о чем-то говорили на васовергском.

— Следующей Луной поешь, — внезапно прокаркал Норкор. И ущипнув над лопаткой, добавил: — Быстро теряешь плоть.

— Вес, — поправила я. — Теряют вес, худеют.

— Худеют, — повторил он. — Следующей Луной перестанешь худеют.

Я усмехнулась, но исправлять не стала. Он, подпортив настроение, внес условие:

— Только выживи.

— Я не чувствую голода, — я поспешно перевела тему от риска и возможной смерти. Как выяснилось, нельзя обойти законы там, где их практически нет. Придется выбрать противника. — Желудок перестал болеть, и теперь я ощущаю сытость просто от питья.

— Скоро нельзя будет пить.

— Помню.

И все ради того, чтобы ничего лишнего не занимало тело во время ритуала. Звучало красиво — солнце напитает яростью все, что свободно. Но я понимала, что все куда банальнее: мне не приспичит по нужде в ответственный момент.

Из двора донесся шум, отвлек от болтовни. Дарок с улыбкой что-то громко произнес, а потом перешел на общий:

— Хочешь посмотреть на Хайко, Асфи?

Меня едва не передернуло, но ради приличия я не отказалась. Отвернувшись от мужчин к камину, натянула на себя рубашку. Облегченно вздохнула, когда узнала, что во двор к ящеру выходить не будем, а понаблюдаем за ним из окна. Дарок пропустил меня первой, но предупредил, чтобы не заслоняла его.

— Нас он знает и узнает даже в темноте, а ты ему не знакома. Пусть видит меня рядом с тобой и чует наши с тобой запахи.

Тяжелая ладонь лежала у меня на пояснице, согревала через рубашку, нервировала. Прежде чем всмотреться в ночную мглу улицы, я повернула голову и, глядя в ласковые глаза Дарока, прямо сказала:

— Не хочу показаться тебе грубой, но твоя рука на моей спине меня смущает. Я не знаю, что этим жестом ты проявляешь.

— Хочешь наполнить мой жест смыслом? — он улыбнулся шире. — Каким?

Сердце мигом обратилось в твердый уголь. Я провела пальцами по подоконнику, собирая ими каменную крошку и обдумывая, как отшить главаря.

— Эта могла бы быть забота о подопечной или подруге, — медленно произнесла, наблюдая за ночной трапезой дракона. — Такая же забота, как ты проявляешь к своим васовергам. Но ты ведь не кладешь на их поясницы руки?

— Не кладу, — он шумно вздохнул через нос, чуть сводя пальцы, но оставил все, как и было.

Вокруг дракона — тонкого, изящного и гибкого — светилось зеленое облако яда. Он вел концом хвоста — и в воздухе оставался едва заметный след. Хайко и дела не было до того, что творилось в доме. Разместившись на просторном заднем дворе-пустыре, он прижимал лапой туши, с громкими чавканьем и хрустами отрывал от них куски и жрал. Изумрудные глаза иногда сверкали ярче яда и каких-то вкраплений на туловище и сложенных крыльях.

— Думаю, — продолжила я более твердым тоном, вспоминая, как мы с Кейелом стояли под пламенем дракона, — ты не проявляешь заботу о своих васовергах через прикосновения, потому что уважаешь их. Я тоже хочу твоего уважения, Дарок. — Повернула голову, снова находя серые глаза. — Позволь мне его заслужить.

Он не смутился. На лице, изуродованном шрамом, не дрогнул ни один мускул. Однако рука перестала греть кожу.

— Как тебе мой Хайко, Асфи? — спросил Дарок так, словно не пытался только что со мной заигрывать.

— Теперь я понимаю, откуда в твоем голосе гордость, когда ты говоришь о нем, — я тоже стала щедрее на похвалу, а улыбка растянулась самая настоящая, искренняя. — Только ему еще расти и расти.

— Вырастет. Я все для этого сделаю.

В первое мгновение я не поверил Ромиару. Он выглядел озадаченным, пока стряхивал капли с тарелки. Хмурился, насухо вытирая ее. Сам попросил Итъял подогреть воду, которая даже не успела остыть, и опять накрыл кружку. Ждал, не отрывая от нее пристального взора и барабаня когтями по столу. Увидев, как тарелка дрогнула, отозвал духов и зажмурился. Он не спешил, позволяя воде остыть. Затем присел перед столом на корточки и двумя руками осторожно поднял тарелку — капли воды собирались на дне, тяжелели и падали.

— Сколько раз я это видел? — задал он вопрос, на который ответ не требовался.