Вера в успех пришла только тогда, когда он попросил меня сесть и поделиться с ним мыслями. Как он выразился, рассказать свою теорию. И я рассказывал. Начал с того же похода в горы с дедом. Объяснил, что замечал повторение жары, холода и даже ветра. Не заметил, как разоткровенничался, позволяя себе без остановки фантазировать о том, что такое Шиллиар. И Ромиар тер виски, когда я говорил, что над нами может быть такой же стеклянный купол. Что земля везде пропитана влагой по-разному. Возле Солнечной есть и озера, и реки, а ветер почему-то часто дует в горы. Он кивал, соглашаясь, что, возможно, там поднявшаяся к небу вода собирается в большем количестве и остывает.

— Об этом нельзя никому говорить, — строго произнес он, сидя напротив и глядя на пол.

Мне об этом можно было не сообщать. Я узнал это правило еще в детстве. Многие мысли, озвученные вслух, приносили только наказание. Когда-то, когда я умел считать только до двадцати, я рискнул подсказать отцу, что можно вести подсчеты слез Шиллиар, сберегая засевы полей от воды. Тогда он выбил мне два зуба. На их месте выросли новые, но я знал, что эти последние — больше не вырастут.

Нас дважды звали ужинать, но Ромиар прогонял слуг и полушепотом допытывал меня обо всем. Я мог в любой момент встать и уйти, но вместо этого сидел и надеялся, что этому шан’ниэрду удастся вытянуть из меня по зернышку абсолютно все, что я с трудом забывал.

— Кейел, я тебе не враг, — громким шепотом заверял он. — Твои односельчане тебя не жалели: они мне многое рассказывали из того, о чем ты сейчас молчишь. Они, видимо, думали, что я сам решу сдать тебя гильдии Справедливости и буду судить за ересь. Теперь я хочу разобраться, где правда, а где сплетни старых идиотов. В одном они только правы: о таких вещах нельзя говорить во всеуслышание. Твои теории могут разделить существ, а это приведет к войне.

— Тогда как быть? — Я нахмурился.

— Идти с ними к мудрецам, — предложил Ромиар, подняв на меня желтые глаза. — Они найдут способ, как повлиять на существ, чтобы те ничего не заметили. Нельзя ничего открыто навязывать, нужно сделать так, чтобы существа были уверены, что они и сами всегда так думали, и их мысли всего лишь подтвердились.

— Но ты можешь выслушать и даже поверить. Неужели остальным так трудно?

— Я исследователь. — Уголок серой губы приподнялся. — Но должен признать, что даже среди нас большая часть любит жить предрассудками, считая при этом себя умнее других. Просто есть верховные и их приближенные. Я, — он воровато оглянулся на дверь, — состою в этой маленькой части. Как тайная гильдия в гильдии. Туда приглашают только тех, кто способен принимать на веру абсолютно все, а потом исследовать и проверять. Нам с тобой повезло, что Асфи привела меня к тебе.

Наступила неловкая тишина. Впервые в жизни я слышал, что кому-то мои наблюдения важны. Облокотившись на колени, я заправил пряди за уши и свесил голову. Разглядывая узор шерстяного ковра под ногами, набирался силы провалиться в прошлое. Сердце замирало, дыхание перехватывало.

— Когда-то мой отец решил помириться со мной. Накануне ссоры я как раз хотел рассказать ему о Шиллиар. А он и слушать не стал — сразу отвел в кладовую и запер. Я, как обычно, ждал, что с Луной мне принесут поесть, попить и ведро. Но про меня забыли. Я слышал за толстыми дверями шум и смех родителей, все ждал, что они вспомнят обо мне. Он вспомнил только спустя два рассвета. Думаю, что на самом деле обо мне вспомнила матушка, у моего отца из-за тяжелой работы всегда было плохо с памятью, — зачем-то соврал я, оправдывая его. Для Ромиара или все еще для себя? — Ему было стыдно, поэтому он пообещал, что выслушает меня внимательно и, если это снова скверные мысли скверного мальчишки, никому не расскажет.

— Он не сдержал обещание, — выдохнул догадливый Ромиар.

— Не вини его. Я осквернил величие Шиллиар и обесценил его щедрость. Отец бы сдержал слово, если бы не такой грех.

— Это был тот закат, да? — спросил Ромиар, и я внутренне вздрогнул. — Мне говорила старая эльфиорка, что в тот день из тебя наконец удалось выбить скверные мысли.

Я сглотнул и, не смея поднимать головы, кивнул. Пряный запах цветущих яблонь, колея под лунным светом, лай собак, множество Охарс у дверей домов, острые камешки под босыми ногами…

— Он волок меня за волосы и созывал всех из домов. По его указанию на берегу реки развели костер и вбили два столба. Матушка плакала, стыдила меня и спрашивала, доволен ли я теперь своим длинным языком. Они собрали всех, отец принес пенек и велел встать на него, а затем просил повторить, что я говорил ему.

— Они секли тебя.

— Не только. Я умолял его остановиться, но старики говорили, что скверна должна выйти с кровью.

Пробуждались васоверги всегда затемно и как заведенные шли на улицу встречать рассвет. Удовлетворяя собственное любопытство, я иногда наблюдала за ними, но зрелище было мало интересным. Рогатые рассаживались на расстоянии друг от друга на землю, устраивались удобнее и молча встречали рассвет. Как только кромка огненного диска отрывалась от горизонта, мужчины на своем языке благодарили солнце и расходились по делам.

Это утро наступило гораздо раньше…