— Не оправдывайся, человечка, — с насмешкой крикнул ей в спину Роми. — Мы все знаем о твоем безжалостном нраве.

— Чего? — протянула она, резко оборачиваясь и останавливаясь. Окинула друга презрительным взглядом и сказала: — Себя давно видел? Да твой хвост за твоим нравом не поспевает!

Елрех помотала белыми волосами, гремя вплетенными в них амулетами, и в который раз подивилась:

— Как человечка может так не любить шан’ниэрда?

— А ты прямо его любишь? Было бы за что!

— Нет, конечно, — хохотнула Елрех. — Но ты когда-то сама сказала мне, что я тоже наполовину беловолосая шан’ниэрдка. Их кровь вызывает во мне нетерпение ко многим, кто мне хоть малость не нравится. В тебе-то этой крови нет.

Ромиар после ее слов сник. Скривил губы и полез в сумку за дневником; белая кисточка хвоста дергалась над пыльной дорогой из стороны в сторону. Когда он признается всем, что влюбился в полукровку?

Я поравнялся с парнем и, кивнув на дневник, спросил:

— Будешь писать прямо на ходу?

— Наверное, не смогу, — не стал отрицать глупость. — Если только ты подержишь чернильницу и меня под руку. А, нет! Не смей меня трогать!

Отступил к густой траве, кривя лицо. За его плечами раскинулись можжевеловые заросли, дальше виднелась макушка Вечного леса. Надо было плюнуть и вернуться домой. Меня давно никто не бил, кроме компании Тигара, наверное, я бы смог оправдаться. Ромиар хоть понимает, что своим секретом рискует не только собой, а всеми нами?

— Ты набрал амулетов в дорогу? — спросил я.

— Набрал, но они действуют все слабее.

Звучит неутешительно.

— Тебе стоит рассказать им.

— Нет. — Он посмотрел на меня с угрозой. — И ты не скажешь.

— Ты меня не жалел, — напомнил я. — Почему я должен?

Он захлопнул дневник и исподлобья глянул в спину полукровке.

— Посмотри, какая она мерзкая. Даже люди не такие страшные. Иногда она уходит из моей комнаты, а мне страшно касаться того, что она трогала. Но в тот же момент, знаешь… хочется. И хочется все сильнее. Раньше я сразу вызывал слуг, и они вычищали каждый уголок, где могла лечь ее тень, а теперь стараюсь никого не впускать и не открывать двери, чтобы дольше дышать запахом, который остается после нее. С ней я становлюсь извращенцем. Это как тянуться к собственным…

Он не договорил — его передернуло; серое лицо побледнело.

— Забудь. Я уже схожу с ума. Амулеты всего лишь замедляют этот процесс, делают его не настолько невыносимым. Будет только хуже, если Елрех начнет насмехаться надо мной или, что более вероятно с ее характером, жалеть меня.

Я промолчал. Холодный ветер немного отвлек, заставил крепче запахнуть полы новой куртки. И вроде солнце сияет высоко, но этим рассветом все равно холодно. Взгляд опустился на низкую девушку. И снова ее походка приковывала, одурманила. При каждом шаге обозначались изгибы тела, напоминали о его тепле, о гладкой коже на спине, о дрожи напряженного живота под моей ладонью. Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Наверное, отчасти я понимаю шан’ниэрда. Дурно от того, что меня тянет к ней.

— После ритуала, — продолжала делиться она с Елрех тем, о чем умолчала дома, — они скидывают трупы с края плато. Если кто-то выжил во время боя и просто потерял сознание, то шансов у него не остается. Им плевать, кто перед ними лежит: друг, отец, дед, вчерашний собутыльник. Традиции управляют ими. Буквально диктуют, что делать!

Неужели она этим недовольна? Был уверен, что она рассказывает о них с восторгом.

— Но они даже сами не осознают, что борются с ними. Не знаю, что повредил во мне этот недовождь. Мне казалось, что во мне живого места не осталось. Никогда не думала, что организм — это настолько хрупкая система. В итоге помню только, как меня Дарок вытащил из круга. И пока нес на руках я ему жаловалась, как больно. Рискнула еще, а может, просто не думая, сказала, что если не позову Айссию, то вот прямо сейчас и сдохну.

— И он не запретил? — Елрех понизила голос и вытянула шею.

— Шикнул. Приказал рот закрыть. Отнес в сторону, а затем уложил на землю. Я уж думала, что плюнул на наши условия и оставил умирать. С кем он в поединке сошелся, кого убил — без понятия. Но, завершив свое испытание, вся эта четверка меня обступила. Они же широкоплечие амбалы, вот и заслонили собой. Я тогда очень удивилась, что Дарок тряхнул меня и сказал: «Зови своих духов, женщина». Он ведь немыслимо рисковал, не я ж себя на священное плато пустила. Но раз сам попросил, то я и позвала.

— Васоверги не любят духов, — с сомнением протянула полукровка, сближаясь с Асфи.

Колея в этом месте сузилась, заросла бурьяном. Лес, напротив, расходился; под кедрами редел орешник. Но отмечая эти изменения, я все равно не мог отделаться от нового вопроса, злившего меня по многим противоречивым причинам — какой из себя этот Дарок?