Викхартам запросто подчинялись великие духи разрушения, чувствуя их спящую ярость. И эти духи с удовольствием прорываются куда угодно, лишь бы их накормили ненавистью. Ксанджи — огненные духи, духи испепеления, — ценились у викхартов издавна, а вот Илатиал — водные духи, смывающие все на пути, — особой популярностью не пользовались. Пить воду гневных духов в чистом виде было опасно, к тому же песок быстро впитывал ее. Но вождь и его наследник приказали отыскать всех, кому подчиняются эти духи, и выдать им лучшие дома в поселении. Взамен они просили об услуге: раз в период каждый такой викхарт должен глушить одну рыбу в озере или брошенный в него предмет.

Опасная вода духов смешивалась с обычной водой, испарялась с ней же, да еще и очищалась песком. В засушливый период это не помогало уберечь всю реку, но часть реки и маленькое озеро доживали до сезона дождей, а этого хватало, чтобы выживали посевы. Так через разрушение хитрая раса научилась созиданию и сохранению.

— Быть хитрее самого опытного лжеца, — прошептала я, разглядывая двух каменных драконов, охраняющих ступени в простейший с виду дом.

Если бы не эти драконы, я бы и не подумала, что в нем живет вождь. Разве что — дом находился в непосредственной близости к озеру и прямо-таки утопал в зелени.

У крыльца толпился народ до тех пор, пока из арки входа не вышел вождь. Его приветствовали радостными криками — кажется, пожеланиями доброго дня. Кхангатор раскинул длинные руки в приветственном жесте, а затем подозвал к себе прыгающего от нетерпения главу стражи. Быстро переговорив с ним, Кхангатор жестом отпустил стражу, но их место мигом заняла личная охрана. Воины с проницательными взглядами, с множеством рисунков на тощих телах и ленивыми движениями. Эти словно не боялись ни топоров, ни кинжалов, ни голых рук врага. Возможно, им подчиняются духи, способные в считанные секунды оставить от угрозы клочья.

Кхангатора я рассматривала с особым интересом, пропуская богатое убранство дома. Заметила лишь, что золотом и цветами пестрит каждый угол. Так не было даже во дворце Волтуара. Сам вождь на добрых полголовы был выше Кейела. Длинную руку он держал на изогнутом кинжале с широким лезвием. Пояс со вставками кольчуги плотно сжимал серые шаровары. Коготки на босых ногах при каждом шаге царапали отшлифованный до блеска камень. Позвонки и ребра на серой спине выпирали, натягивая кожу, а проступающие золотистые вены создавали эффект полупрозрачности. Выбритые виски подчеркивали заостренность ушей, а подбритый затылок удлинял шею. Остальные волосы, черные, будто смола, были собраны в пучок.

Кхангатор остановился посреди террасы и резко обернулся. В рассеянном дневном свете блеснул кровью клык с рубиновым навершием, закрепленным на обломок зуба золотым кольцом. Янтарные глаза выцепили Кейела, а через миг раздался низкий голос. Я не вслушивалась, жадно разглядывая того, кто вложил в моего Вольного самую основу отношений между существами. Услышав короткий ответ, Кхангатор поморщил нос, похожий на клюв ворона, и стиснул клыки. Через миг янтарные глаза изучали меня, а черные, кустистые брови сошлись на переносице.

— На общ-щем языке говорить не люблю, — произнес Кхангатор. — Но мне сказ-зали, что вы пришли с-с добром. Может, заблуждение, но за помыслы уже плачу гос-степриимс-с-с…

Скривился. Но из всех викхартов, кого мне удавалось слушать, он справлялся с шипящими лучше других. Да и выглядел, наверное, для этой расы симпатично. Или я просто пытаюсь отыскать в нем то, что полюбила в своем Вольном, а это уже подкупает.

Нас усадили вокруг небольшого стола. Почти как в Васгоре, но каменную мебель тут украшали резными узорами и делали подпилы снизу для удобства. На стол водрузили железный тазик с водой и даже белую тряпку. Первый протер лицо и вымыл руки Кхангатор, затем он передал тряпку мне, а после внимательно следил, кому я ее протяну. Словно это отмечало нашу иерархию. Как только я это заметила, даже неожиданно для самой себя, отдала полотенце бледному и измотанному Роми. Он, не глядя, кинул полотенце Кейелу, но Елрех будто и не расстроилась. Либо не заметила, что Кхангатор наблюдает, либо, что вероятнее всего, ей было плевать, что о ней думают.

Очень быстро местные девицы убрали воду, оставив только промоченное полотенце, затем расставили золотую посуду, а юноши принесли тяжелые подносы с различной едой. Почти вся пища была жирной, пахла медом и была украшена фруктами. Ложками ели только суп и каши, а остальное — руками. От еды никто из нас не отказывался. Много дней пришлось вытягивать на сухих продуктах, а воду всячески беречь, поэтому сейчас набросились на угощения будто век крошку в рот не брали. Сам Кхангатор лишь перекусил, а на мой извиняющийся взгляд усмехнулся.

— Шаг С-солнца назад у меня был накрыт с-стол.

— Благодарю за радушие, — прожевав, в очередной раз произнесла я и поспешила еще зачерпнуть ложкой вкуснейший рис, который когда-либо ела.

Набив желудок досыта, я отломала кусочек золотистой лепешки и, вдохнув несравнимый и незабываемый аромат, вытерла им губы и подбородок от жира. Когда кусочек оказался во рту, зажмурилась, наслаждаясь вкусом. Фадрагосский хлеб, тот, который был на территориях регионов, делался из муки неизвестных мне зерновых. Возможно, какой-то и был вкуснее и пышнее, но все же родные вкусы всегда приправлены душевной сладостью.