Кейел мигом остановился и посмотрел на меня. Его капюшон был снят, на лицо падал свет факела, подчеркивал остроту носа, впалость щек и предъявлял взору сведенные на переносице брови в извиняющейся мимике.

— Я не хотел говорить при остальных о твоем… — опустил голову, заправляя пряди за уши, — поведении. Не был уверен, что тебе бы это понравилось.

Улыбка вырвалась против воли, а вот на слова благодарности не хватило глотка воздуха. Кейел, так и не подняв головы, ожидающе смотрел мне в глаза. Сжимал губы и мял в руке шлейку заплечной сумки. Казалось, еще немного — и он начнет просить у меня прощение ни за что. Или за что-то…

Я отступила. Вжалась спиной в неровную стену коридора, прячась за толстой подпоркой. Кейел мельком глянул в сторону увлеченных ребят и нашего гида, с каждой секундой отдаляющихся от нас, а затем решительно шагнул ко мне.

— Между нами что-то было? — в лоб спросила я.

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы волноваться, — с готовностью ответил Кейел.

— Тогда о чем ты говорил утром? Кейел, это ведь я тебя не отпускала. Когда утром я спросила было ли что-то серьезное, ты подтвердил. Что между нами произошло?

Он потер переносицу. В пещере что-то заскрежетало, участились удары железа о камень, громче зазвучала перекличка рабочих. Кейел вынужденно склонился ко мне, удерживаясь за балку, и дыханием тронул щеку, своим теплом окутал грудь и шею. Шепотом спросил:

— Что ты помнишь?

Хитрый. Помнила я, наверное, мало. Отрывки позволяли составить скупой сценарий. Я выпила больше, чем следовало, а от местного напитка напрочь снесло голову. Затем помнила, как с Кейелом шли к дому, где остановились. Помнила, как плакала, за что было особенно стыдно. А потом — как мы сидели в обнимку и о чем-то говорили. Как кружилась голова, как плыла комната. А перед глазами светлая рубаха, на которой плясал отсветами огонь и застыла моя тень… Выбритые скулы и подбородок, к которым хотелось прикасаться руками, но страшно было отпустить парня из объятий. И еще — губами, но пьяному телу не хватало сил, чтобы даже просто держать голову прямо.

Я сглотнула призрак хмельного пойла, повела языком по небу, рассасывая горько-сладкий привкус воспоминаний. Он только сильнее растворился в теле и подразнил эгоистичные желания. И мне понадобилось собрать все внутренние силы, чтобы голос прозвучал ровно:

— Не думаю, что сейчас время для пересказа. Мне важно понять, что серьезного произошло ночью.

— Ты рассказывала мне о своих отношениях с Вольным. Мне кажется, для тебя это было серьезно. Выговориться. — Кейел тоже говорил непринужденно, но всякий раз делал заминку, подбирая слова. При этом не отводил внимательного взора от моих глаз. Пощекотав очередным выдохом щеку и подбородок, тише добавил: — Ты обвиняла меня.

— Нет! — Сердце ухнуло. Я подалась вперед, сжимая кулаки, но мгновенно отпрянула обратно. Картинка ночи вспыхнула новыми деталями, и щеки запылали. Духи Фадрагоса, как он вытерпел меня?! — Нет, Кейел, конечно же, не тебя. Извини! Надо было оставить меня, а не выслушивать пьяную истеричку.

— Я не мог. — Он покачал головой, нахмурился. Отвернувшись, поморщился. — Сначала боялся оставлять тебя одну, а потом, когда ты уснула, пытался. Но ты постоянно просыпалась и держала. То за рубашку хваталась, то обнимала и бормотала всякое…

— Всякое? — зацепилась я за последнее не столько из интереса, сколько из желания понять его настроение. Показалось, что оно вдруг испортилось.

Он, к сожалению, так ко мне и не повернулся. Освещенный факелом, стоял совсем рядом — стоило лишь немного податься вперед, чтобы прильнуть к нему, — удерживался за балку и молча смотрел в сторону. В хмуром взоре теперь только слепой не разглядел бы разочарование, или грусть.

— Всякое, — не двигаясь, повторил Кейел. — Просила не оставлять тебя, в любви признавалась. Ты так любишь… — Закусил губу, точно не договорив фразу. Наконец-то повернулся ко мне с широкой улыбкой, похлопал по балке и, отступая, весело позвал: — Пойдем, Асфи, иначе скоро нас потеряют.

Вот только веселья в зелено-карих глазах не было.

Прежде, чем я смогла даже рот приоткрыть, Кейел направился дальше по коридору пещеры, а я сдержала вопрос. Глупый вопрос о том, как я могла обвинить именно его? Как Кейел это себе представляет? И этот вопрос застрял тянущей болью в горле и мешал вдохнуть полной грудью. Сердце билось быстро-быстро, а с осознанием смысла возникшего вопроса безумно хотелось просить прощения у Вольного… В конце концов, передо мной другой парень, с которым у нас нет ничего общего, или тот же, просто забывший, кем мы были?

Неужели Кейел тоже задумался над этим? Наверное, это плохо и мне должно быть стыдно.