Мрачный скалистый пейзаж перед глазами обрел четкость. Ком в горле превратился в щекотный смешок и вырвался. Я повернулась к Кейелу, едва удерживая улыбку. Зачем он это выдумывает? Дарок ведь не будет конкурировать всерьез с человеком из-за женщины. Ведь не будет же?

— Не смейся, Асфи. — А вот Кейел веселым не выглядел. Заправив волосы за уши, проворчал убежденно: — Он сделает тебя своей.

И отвернулся, предъявляя моему взгляду безупречный профиль. Бледный лунный свет упал на пригорок, осветил хмурость парня и зло поджатые губы.

— Не сделает. — Я замотала головой.

— Он в этом уверен. — Впился в меня осуждающим взором. — Он видит в тебе прежде всего женщину.

Прежде всего женщину… Отсюда непослушание? Руки сами стиснулись в кулаки, а язык прижался к небу.

— А ты? — поинтересовалась я. Рукоять кинжала согрела ладонь, вернула утраченную на миг уверенность в себе.

— Ты сильная и умная, — Кейел повторил слова Дарока.

— Но женщина, а не вождь, — закончила я вместо него.

Перед глазами промчались образы пережитого. Дароку наверняка и не снилось всего того, через что мне пришлось пройти. Я разделяла чужую боль. Я полюбила чужих существ, как собственных родных. Я теряла их… По-настоящему теряла. Это может выглядеть, как сон, но я теряла их всех взаправду. Я умирала, выживала, боролась, терпела, унижалась, убивала… И они перечеркивают все это лишь потому, что я физически слабее?

Как заставить собранных существ уважать себя? Возможно ли это? Стрекозе, кажется, удалось… Как?

И ответ вертится в голове, но даже в мыслях его невозможно озвучить, не ломая себя в очередной раз.

— У нас нет правительниц и никогда не было, — Кейел беспечно пожал плечами, продолжая разговор. — Наверное, все дело в этом.

— У нас, — едва слышно повторила я.

В Фадрагосе.

Склонила голову, разглядывая каменистую землю под ногами. Наверное, жизнь тут застряла на стадии нашего средневековья. Простой народ ценит физическую силу прежде всего остального. Или духов… Все ценят, кроме васовергов, а они у меня — основная проблема. У меня нет ни армии, ни силы, чтобы крушить кулаками камни в крошку. Что же делать? Бить себя в грудь, рассказывая всем о своем прошлом?.. Но прошлое — это былые заслуги, а все, заботясь о себе, ждут поступков лишь в настоящем.

— Асфи, не стоит расстраиваться, — по-своему растолковал мою заминку Кейел. — Даже Ромиар уважает тебя. Просто Дарок другой. Будь внимательной, не позволь ему обмануть себя. — Ненадолго замолчал, катая подошвой камешки по земле, а после тихо добавил: — Если, конечно, ты сама не хочешь этого.

— Он не нравится мне, — повторила я сдержанно, хоть и хотелось прокричать ему об этом в лицо. Руки теперь тряслись, но не от бестолковых волнений, а от такой же бестолковой и бесполезной злости. — Я уже говорила.

Не дожидаясь ответа, отступила и направилась прочь и от Кейела, и от костра, где вновь шумело сборище неконтролируемых существ. Хотелось уйти как можно дальше от всех. Хотелось уйти подальше от Кейела и забыть, что он, живой и невредимый, только что стоял в полуметре от меня. На севере, там, далеко за Ледяной пустошью, я помнила и отчетливо видела перед собой другого Кейела, и он вселял в меня уверенность в каждом шаге и дарил силы. А этот… все-таки они разные люди.

И Дарок… Что с ним делать?

Она спускалась по склону, отрешенная, задумчивая, печальная. И печаль ее беспокоила меня сильнее всего остального. Совсем недавно я видел горькую печаль Роми — его усмешку и молчаливую просьбу сохранить нашу с ним тайну. Я видел разочарованность и растерянность Елрех от того, что Асфи доверила нам не все знания. Я видел злобную тревогу Дарока, бывалого воина и бесспорно смелого существа. Он тревожился об Асфи, как тревожился о дорогом ему существе. Способны ли мародеры на добрые чувства к людям? Не знаю, добро ли движет им, но я все еще помню смрадное дыхание и твердую руку на своей шее. До сих пор помню тиски, давившие на кадык и затылок. И слова… «Не вертись возле нее, волчонок. Увижу рядом с ней — сверну тебе шею» Елрех тоже слышала их, наверное, поэтому весь вечер держится рядом со мной. Даже подвижная эльфийка с хитрыми глазами часто печалится и тревожится. У нас у всех свои тревоги, но Асфи хранит свои глубже, раз зачастую просто принимает отрешенный вид.

Я ждал, что она обернется и улыбнется мне, как сегодня улыбалась неоднократно. Пусть натянуто, но улыбнется так, что сердце в груди застучит быстрее. Она же спускалась, петляя между камней, и не смотрела даже по сторонам. О том, куда она направляется, я и не пробовал узнать — все равно не ответит. Среди всех собранных существ, только Елрех и Роми отвечали мне, да и то, потому что я им нравился. Тут никто не привык отвечать таким, как я.