Я взвесила череп в руке и тихим свистом привлекла внимание Дарока. Тот по предупредительным жестам понял, что я собираюсь сделать, и подобрался. Череп полетел к постаменту — я приготовилась к побегу. С глухим стуком он отскочил от земли и со звоном колотушки ударился в горку костей. Кости развалились, немного разъехались, пошумели. И все затихло.

Каменная пасть не схлопнулась. Сталактиты не опустились нам на головы. И нам не пришлось бежать обратно в коридор-кишку, оставленную в нескольких метрах за спиной.

Мы остались живы в каменном желудке.

А потом раздался вздох.

— Выходи, мразь! — вдруг рявкнул в полный голос Дарок, оборачиваясь вокруг себя. — Хватит прятаться!

Я шикнула:

— Не шуми!

— Он играет с нами! — Дарок сплюнул под ноги и развел руками. Кажется, у него сдали нервы. — Разве ты не чувствуешь?! Как вошли, он увязался за нами сразу!

Чувство было. Липкое, в какой-то мере тошнотворное. Мы шли в ловушку.

Дароку отвечала тишина. И вздохи… Камень дышал то тут, то там.

Я снова покарябала затылок, расценивая расстояние между собой и постаментом. Вскочить, добежать до сундука, схватить его и унестись стремглав по коридору обратно. Мы шли сюда медленно, много времени тратили на окружение. Если просто двигаться — путь займет не больше двух-трех минут.

Ноги налились свинцом, пальцы в ногах согнулись до хруста и легкой колкости. Я уперлась руками в пол, не спуская глаз с сундука. Добежать, схватить — и обратно.

По ногам прошла волна жара и дрожи. Руки онемели, во рту пересохло. Добежать и схватить. Добежать и…

Под ноги Дароку упали камешки. И стало тихо. Совсем тихо.

Я прислушалась к камню.

— Не дышит.

Желудок комком подкатил к горлу. Где-то за изгибом каменной кишки завыл ветер. Ветер ли?

Шепотом я отправила Охарс к потолку. Они осветили пустоту.

Камень, камень, камень… Со всех сторон не было ничего, кроме камня. Но появилось в звуках что-то новое. Я медленно повернула голову на неизвестное. Звук был настолько слабый, что его поглощало даже собственное дыхание. И я вдохнула, но не выдохнула. Звук повторился.

— Фр, фр, фр…

Такой слабый, такой приглушенный… Словно не звук, а вибрация. Я пошевелила губами, повторяя его, скорее, по памяти.

— Чего ты там бормочешь, женщина? — шепотом поинтересовался Дарок, поднимая рогатую голову к потолку и под чувством страха отступая. Под его ногой хрустнула кость. Я повторила громче:

— Тофр, тофр, тофр…

— Шелестят создания скверны, — ругался Роми, оглядываясь на тени скал.

Я выхватывал взглядом туманные силуэты, но не мог задержать на них внимания. Пока еще они прятались от багрового света. Солнце погружалось медленно, но мне было недостаточно. Я безумно желал остановить его. Это желание схватывало горло, скапливалось в груди и распирало изнутри. Хотелось броситься к Солнцу и звать его, кричать, просить, чтобы остановилось.

Или броситься в пещеру… Я косился на черный проем, застывший над землей. Солнечные лучи давно перестали согревать его. Ожидание команды от Елрех, что нам пора уходить смешивалось с чувством страха. Я не понимал, чего боюсь больше: того, что у меня не хватит мужества броситься в пещеру, убегая от Роми с Елрех, или… У меня останется сын. Каким он будет? У меня наверняка будет сын, а не дочь.

Сердце билось в горле вместе с желанием умолять Солнце остановиться.

Тофр, тофр, тофр…

Я плохая мать.

 Первая тварь свалилась на Дарока с потолка. Почернела, обретая форму. Беззвучно раскрыла зубастую пасть и, раздирая плечи и спину васоверга, быстро завертелась на рогатой голове.

 Ручка Шании в крови. А мой сын? Где мой сын?

Ты не для семьи…

 Ярость вспыхнула с воспоминаниями.

Колебание воздуха подсказало в последнюю секунду, куда отскочить и как ударить. Я встретила прыгнувшую на меня тварь выставленным кинжалом. Лезвие распороло плоть с тихим скрежетом. Раздался визг. Тонкий и острый для ушей. Виски сдавило болью.

 Молодняк грызся с визгом. Он с остервенением делил между собой маленькую добычу. Они учились охотиться и выживать.

Простите меня. Я не для семьи…

 Меня повалили крепким ударом в грудь. Камень больно впился в лопатки и затылок. Челюсть защелкала перед самым лицом, обдавая измученное обоняние новым зловонием. Не таким резким, как воздух в пещере, а сладковатым и едва уловимым. Из пасти тофров будто несло призраком будущей смерти. 

Тофр, тофр, тофр…

— А ты? Мама, а ты?

— Я догоню, маленькая… 

…догоню.