Она не перебивала — смотрела неотрывно, изумленно, с неприкрытой жалостью, а я давила из себя слово за словом. Зачастую бессмысленно прыгали предложения, иногда они лишь путали, иногда пугали, что я не смогу вернуть утраченное — а его так много и оно все важное, — иногда доводили до слез и изредка, когда выражение лица Елрех менялось на серьезное и озадаченное, вселяли надежду. Я заставляла себя признаваться в том, кто я, откуда и какой груз прошлого тянется за мной.

Елрех поверила. Поверила не сразу, что было логично, но я смогла убедить ее.

— О бабуле своей ты многим рассказывала? Как проститься с ней не успела, или как она алхимии тебя учила? И мама твоя… Мне жаль, что она так играла с тобой. — В ладонь билось неспокойное сердце, разрывая грудную клетку изнутри. Я несильно похлопала себя по груди и, не отнимая руки, добавила полушепотом: — И я сочувствую, что при вашем прощании, когда ты уходила из ее дома, она не сумела скрыть облегчения. Мне больно, что с тобой так обошлись. Тем более больно и стыдно, что я поступила не лучше.

Елрех дышала медленно, тяжело. Глаза ее блестели, но слез видно не было; на переносице застыла глубокая морщина, выглядя на побледневшей коже темно-синим росчерком.

— Ты и вправду использовала Сердце времени? — аккуратно переставляя посуду на столе, будто отвлекалась бесполезным занятием, спросила Елрех.

Я кивнула.

— Использовала. Говорю же, в свой мир рвалась.

— Почему там не осталась?

Наши голоса в полумраке опустившихся на Фадрагос сумерек звучали размеренно, устало. Охарс никто из нас не призвал.

— А это… — протянула я. Переживания отпустили, оставляя слабость. — Кейела, Вольного, который нами руководил, найти его хочу. Он мир спасал, Елрех. От меня спасал. В чаше-артефакте, которая врагов показывает, я была.

— Выходит, мир он не спас.

— Наоборот.

— Как это? Вот же ты… — На меня исподлобья взглянула. Без обиды и осуждения, но угрюмо.

Я вздохнула тяжело. Отодвинула от себя тарелку и, руки на нем сложив, налегла на них щекой. Ответила, всматриваясь в темноту, собравшуюся в углу, — она больше не пугала, как в той жизни.

— Говорю же, Елрех, спас он мир. Сам того не понимая, спас. До последнего думал, что ради меня всем миром жертвует. Даже простился. Идиот. — Я улыбнулась, чувствуя овладевшую мною нежность при воспоминании о нем, и пояснила: — Не в нашей с ним привычке было прощаться. А тут прощения просил.

— За что? — продолжала интересоваться Елрех, словно все еще старалась найти зацепку и опровергнуть мое признание.

— Он использовал меня. Тебя. Всех. При любой возможности использовал любого.

— Только плохие всех используют. Зачем же он тебе?

— Думаешь, я лучше? — Голову приподняла, укладывая на предплечья подбородок, чтобы Елрех видеть. — Да и не в этом суть. Я сегодня узнала, что нет его. Бывших Вольных ведь не бывает… — Неприятный ком вновь поднялся к горлу. Я шепотом попросила: — Помоги мне найти Кейела, Елрех.

Она жалостливо брови вместе свела и так же тихо поинтересовалась:

— Как же мы найдем его? Сама говоришь, что нет такого Вольного больше.

— Не знаю, — протянула я. — Надо разобраться, куда они исчезают. Надо выяснить.

— И как ты собираешься это делать, наивная человечка?

Я усмехнулась, выпрямилась и предложила одно из соображений:

— Сначала выясним об их семье. С нами был второй Вольный — светловолосый шан’ниэрд. Как я понимаю, их не так много.

— О таком Вольном точно знали бы все, — согласилась она, кивая головой.

— Значит, семей этой расы тоже не так много. Я хочу отыскать семью этого Вольного. Так мы хотя бы узнаем, рождались ли эти парни в нынешней моей жизни.

— Что значит — в нынешней моей жизни? — хмыкнула Елрех.

— Я не знаю, как еще обозначать время. — Я пожала плечами. — Мне всегда казалось, что оно лежит в плоскости, а выяснилось, что это тот еще пространственный бред. И бред этот личный, потому как без памяти, какой обладаю я, ты можешь видеть только одну временную шкалу.

Мы с ней просидели до поздней ночи. Она спрашивала обо всем, а я без утаивания рассказывала абсолютно все. Если в этой жизни Елрех предаст меня, поутру побежав с доносом к Дриэну, значит, я вернулась в другой мир — снова чужой. Значит, и остальных искать без толку.

Охарс парили над нами, когда за окном сверкнула молния. Спустя миг раскат грома сотряс стекла, испугал духов, и они взметнулись к потолку, разлетелись в разные стороны: кто дальше от окна, кто к нам с Елрех за плечи. Она словно только сейчас очнулась и обратила внимание на окружение. Хмуро посмотрела на черное окно, скривилась от стука первых капель и тихо призналась:

— Теперь ты нравишься мне, Асфи. Не от того, что ты мне рассказала, а от того, как вела себя этим вечером. С тобой… — повела плечами, — уютно как-то, привычно.

Я улыбнулась, но сближаться с подругой все еще не рисковала. А она продолжала: