Зато рядом один из «ястребов» щёлкал кресалом: сыпались искры, откуда-то повалил сухой, щекочущий ноздри дым. Я перевела взгляд на Лина и с трудом подавила вскрик. Самый крупный из волков, по виду настоящий вожак, громко рявкнул, и, словно повинуясь, ближайший к Линдену волк вцепился в его держащую фонарик руку. Лин занёс меч, но тут же в его другую руку вцепилась ещё пара волков. Лин зашатался под натиском, фонарик выпал и исчез в снегу, затоптанный волчьими лапами.

— Сайда-а-ар! — раздался чей-то вопль.

Господи, Лин сейчас умрёт! Его разорвут на части, если я ничего не сделаю!

Не рассуждая, я ударила пятками Мафа. То, что произошло потом, я не смогла бы ни повторить, ни описать. Это было какое-то наваждение или, может быть, одержимость. Я очень сильно захотела себе тот огонь с факела, которым размахивал один из «ястребов», вместе со мной сорвавшийся с места. Даже протянула к нему руки, держась за Мафа одними коленями, моля о чуде, о чём угодно, лишь бы спасти Лина.

И огонь вдруг послушался.

Мои ладони запылали, взметнули бушующую волну пламени — свечкой, вертикально вверх. Странно, но я не чувствовала боли, только слепящий восторг, уверенность, что наконец-то всё делаю правильно. Но управлять этим огнём я не могла, он только горел — сам по себе, как неугасимый факел. Я сама словно превратилась в факел. Из-за обжигающего глаза света я ничего не видела, только молилась, чтобы с Лином всё было хорошо, чтобы обалдевшие от происходящего «ястребы» смогли его спасти.

В этот момент равнину огласил пронзительный, вынимающий душу волчий вой.

— Они уходят! — крикнул кто-то. И следом ещё что-то, но уже непонятное.

Лин… только бы он был жив.

Но у меня не было сил это проверить. Огонь погас, и вместе с ним погасла я сама, навалилась гнетущая слабость – и я упала с Мафа прямо в истоптанный, залитый кровью снег.

Когда я пришла в себя, то была уже снова на спине Мафа, только полулёжа, закутанная в шкуры и одеяла, в объятиях Лина. Он смотрел прямо перед собой. Сначала я загляделась на его удивительно суровое, как из камня вырезанное лицо, а потом вспомнила, что случилось.

— Господи, Лин! — я хотела тут же его ощупать, убедиться, что он не ранен, но только завозилась, как младенец в пелёнках.

Лин бросил взгляд на меня. Лицо его мгновенно смягчилось.

— Слава небесам, ты жива.

— Я-то что! Это ты...

Тут я вспомнила про факелы и огонь, перешедший на меня. Это было помутнение рассудка, или случилось на самом деле? Нет, наверняка галлюцинации, боли я не чувствую, ожогов нет. Наверное, на меня странно подействовал их алкогольный чай, у местных иммунитет, а вот меня крепко проглючило. Больше не буду пить его.

— Ты в порядке? Они тебя не... — я запнулась. «Покусали» прозвучало бы явно неправильно. — Что это вообще были за звери? У них глаза светились красным.

— Ируоты. Обычно они неопасны, если ехать с факелами, но я думал, мы успеем дотемна, не отдал приказ. Моя ошибка.

— Они что-то вроде оборотней? — я затаила дыхание. Это звучало как сказка. С другой стороны, весь мир Лина пока что казался мне ожившей сказкой. Немного страшной, правда.

Лин покачал головой:

— Они не превращаются в людей, если ты об этом. Но они наполовину разумны, очень сильные и быстрые, от них почти невозможно убежать. И их всегда много. Но днём они забиваются в норы и спят. Только ночью наступает охота.

— Хорошо, что кто-то сообразил зажечь факелы, — сказала я с облегчением. — Я очень испугалась за тебя, ты упал, и...

В глазах Лина появилось лёгкое напряжение. Он посмотрел на меня так, будто собирался задать какой-то вопрос, но ничего не сказал. А потом бросил взгляд вперёд и улыбнулся мне:

— Мы на месте.

***

Место оказалось полуразвалившимся сараем — по крайней мере именно так я его на первый взгляд оценила. Да и на второй, и на третий — совершенно пустой сарай, если не считать сложенной из камней печи в середине, из щелястых, кое-где прогнивших досок, с протекающей наверняка крышей (звёзды через неё точно были видны).

Но никого, кроме меня, предполагаемое место ночёвки не удивило. «Ястребы» быстро спешились и начали явно привычные приготовления: по мере возможности вычистили скопившуюся в сарае пыль и грязь, расседлали собак и накормили их, разожгли огонь в печи и развели костёр снаружи дома, выставили часовых.

Мне опять не позволили ничего делать, но на этот раз я и не рвалась. Слабость ещё не прошла, и я, полулежа на шкурах, сваленных в импровизированное ложе рядом с печью, лишь молча наблюдала за суетой вокруг.

Ночь сгустилась настолько, что, если бы не печной огонь, в сарае не было бы видно ни зги. За щелястыми стенами кое-где проглядывал оранжевый отсвет костра, и ещё у входа «ястребы» вкопали два больших факела.

Было забавно угадывать Лина среди деловито двигавшихся чёрных фигур — по фонарику в руке. Остальные посматривали на фонарик с огромным уважением. Я бы не удивилась, узнав, что они посчитали это таинственной магией.