...и очнулась в тёмном, душном сарае, на шкурах, в объятиях Лина.

Сердце барабанило в груди, я не сразу поняла, что сон закончился и что это был сон.

Господи... такой реалистичный. И опять с Лином в главной мужской роли. Да что же со мной происходит? Неужели я такая развратная, что стоит нам заснуть рядом, как воображение начинает работать в исключительно пошлом плане?

Лин спал и во сне прижимал меня к себе, уткнувшись носом в мою шею. Я осторожно высвободилась. Кажется, прошло не так много времени с тех пор, как мы уснули. Поленья в печи уже прогорели, но небо и не думало светлеть.

Возбуждение не успело схлынуть, в промежности сладко ныло, пульсировало призраком наслаждения. Боже, я и правда извращенка.

И даже сейчас. Или тем более сейчас? Когда смотрю вот так на беззаботно спящего Лина и ловлю себя на мысли, что хочу его. Хочу обвести пальцем контур его изогнутой верхней губы, прильнуть, изучить, разбудить, заставить отвечать. Ловлю себя на мысли, что не могу отвести глаз от безмятежного лица, что хочу снова увидеть ту безудержную, накрывающую с головой страсть в омуте его синих глаз — как только что во сне. Хочу услышать его сдерживаемый из последних сил стон удовольствия — теперь уже по-настоящему.

Господи, наваждение. Какое-то безумное, дикое наваждение, не позволяющее нормально дышать.

Я с трудом заставила себя отвернуться. Держи себя в руках, Ира. Это всё потому, что Лин выглядит куда старше своих лет. Потому, что я слишком давно его не видела, просто ещё не привыкла, что он теперь такой взрослый... такой сильный, высокий, и у него такое обалденное тело.

Сидя, я накрыла лицо руками. Боже, как избавиться от этого навязчивого образа, до сих пор встававшего в сознании: обнажённый Лин, подвешенный на цепях, с ненавистью и жгучим желанием во взгляде.

Почему он так смотрел? Как будто я предала его. Как будто это по моей вине он очутился в том подземелье, прикованный, ждущий казни.

Казни.

Это слово будто ударило меня. Почему я решила, что Лин в моём сне именно ждал казни?

Не знаю. Возможно, всё это только игры воображения.

В любом случае, если я сейчас попытаюсь заснуть, мне опять приснится что-нибудь неприличное, сто процентов. Стыда не оберёшься, если я потом накинусь на Лина — он, наверное, будет в шоке. Он же воспринимает меня как сестру. Я ведь на целых четыре года его старше. Если бы он узнал о моих мыслях, я бы никогда не осмелилась больше посмотреть ему в глаза.

Нужно проветриться.

Натянув на плечи грубоватое шерстяное одеяло, всунув ноги в кроссовки, я, осторожно ступая между спящими животными и людьми, добралась до приоткрытой двери. Холодный зимний воздух пощекотал ноздри, овеял лицо.

Снаружи была расчищена от снега площадка, в центре горел костёр. По обеим сторонам от него лежали обтёсанные брёвна — этакие импровизированные скамейки.

У костра никого не было, и я тихо притулилась на краю бревна, протянула к огню успевшие озябнуть ладони. Пальцы окрасились рыжим, и я снова вспомнила, как горела вчера вечером.

Как же это было тогда? Каким-то образом позвала пламя — и оно пришло.

Уставившись в огненные языки, я шевельнула губами.

Иди... иди сюда.

Жар, шорох, искры. Узоры на горящем дереве. Но ничего не понять. Нет той связи, нет ответа.

Наверное, и правда, привиделось.

Я с огорчением опустила руки.

И тут от дерева неподалёку отделилась чёрная тень. Я чуть не вскрикнула, но в следующий момент поняла, что это один из «ястребов». Видимо, стоявший на стрёме часовой.

— Ахой, — негромко сказал он, подходя.

Я вежливо кивнула. И, когда «ястреб» приблизился достаточно, чтобы костёр осветил его лицо и волосы, узнала его. Это был тот самый рыжеватый парень, который с неприкрытым любопытством пялился на наши с Лином объятия.

Он присел на бревно напротив. Уткнул спрятанный в ножны кончик меча в землю между своими сапогами. Его глаза меня просто пожирали.

Я немного смутилась. Может, лучше вернуться в сарай?

В тот момент, когда я почти решилась так и поступить, Рыжий заговорил. К сожалению, поняла я его с пятого на десятое. Вернее сказать, совсем не поняла. Одно лишь слово «ты» в десятке абсолютно мне незнакомых.

— Прости, — ответила я по-русски и помотала головой. Развела руками.

Губы «ястреба» сложились в маленькую букву «о». Он хлопнул себя по груди:

— Варрен.

Ткнул рукой в мою сторону:

— Ты?

— Ира, — вспомнив, как называл меня Линден, добавила: — Ирри.

— Ирри! — и опять непонятная фраза. Но я опознала слово «хорошо». Видимо, хвалит имя. — Ты (непонятно) сайдар?

Я чего-то там Лину. Опять спрашивает, не пленница ли? Я помотала головой. Как смогла, несколько раз повторила «нет» и «аннанси». Дескать, я вам не трофей, обращайтесь осторожно.