Взгляд Лина меня пугал. И желваки, перекатывающиеся на его челюстях, и ходящая ходуном грудь. Я остановилась в двух шагах от него. Лин молчал и не двигался. В глазах его бушевало чёрное море.

— Что случилось? — спросила я, оробев.

— Что он пытался сделать?

— Ничего такого... мы просто разговаривали.

Лин молча смотрел на меня некоторое время, потом качнулся ко мне так, словно его дёрнули невидимые канаты. Остановился. Он не сводил с меня глаз, и под этим неотрывным упорным взглядом кровь струилась быстрее в жилах. Все звуки словно отдалились, в воздухе повисло неясное напряжение. Я не могла даже пошевелиться, чтобы разбить его.

В следующий миг Лин шумно выдохнул и сделал последний шаг, уничтожая расстояние между нами. Схватил меня за плечи. Я увидела совсем близко полные тёмного огня глаза, и его губы накрыли мои. Не просто накрыли — яростно атаковали, язык ворвался в мой рот, нашёл мой язык, тут же убрался, и Лин прикусил мою нижнюю губу, а потом снова с требовательным напором проник языком.

У меня чуть не подкосились ноги от невозможности происходящего, и от того, как жадно, с полубезумным упоением Лин меня целовал. Влечение, стыд, ощущение, что мы преступили некий запрет, кружили голову, жаркое дыхание сводило с ума, а губы Лина не давали мне возможности глубоко вздохнуть. Внизу живота пылало, по телу прокатывались волны. На каждое движение его языка и губ — что-то внутри меня отвечало сладкой судорогой удовольствия. Если бы Лин не держал меня за плечи — сжимая крепко, почти до боли, я бы не устояла на ногах.

Потом он оторвался от моих губ и сразу, без перехода, принялся целовать в шею, скользя по коже зубами, тоже так яростно, словно хотел поставить клеймо. Одеяло давно свалилось с плеч, кофта распахнулась, а футболка была слишком тонкой преградой между нами. В следующий миг не стало даже этой преграды, потому что Лин отпустил меня — и в секунду разорвал старую ткань напополам.

Я вскрикнула, попыталась закрыться, но он не дал. Схватил меня за запястья, на миг застыл, с жадностью оглядывая открывшуюся его взору картину.

— Лин!

Мой возглас пропал втуне. Лин подхватил меня за талию, прижал спиной к сараю и снова принялся бешено целовать. Я не узнавала его. Это был дикий зверь, а не мой Лин. Упёрлась руками ему в грудь, пытаясь остановить. Тщетно, легче было остановить бульдозер.

— Лин... отпусти... не надо!

Не тратя время на то, чтобы расстёгивать крючки лифчика, Лин просто задрал его. Припал к груди губами. Я подавила глубокий стон, закрыла глаза, откинувшись на стенку сарая. Всё моё тело отвечало на эту грубую ласку. Ноги невольно разошлись, слабея, и сразу между ними вклинились бёдра Лина, нечто горячее и твёрдое бесцеремонно врезалось в мою промежность.

Закричать? Как стыдно. Расслабиться и не сопротивляться? Не хочу, не здесь, не так!

— Пожалуйста...

Это была скорее мольба, сама я почти сдалась. Сопротивляться было невозможно, Лин был раза в три сильнее меня. Он мог сделать со мной, что угодно. И здесь, где он был вправе казнить и миловать, никто бы не наказал его за это.

Но, услышав мой полустон-полупросьбу, Лин приподнял голову. Уставился мне в лицо. В затуманенных синих глазах что-то промелькнуло — и хватка его рук вдруг разжалась. Сразу, рывком, как будто ему пришлось заставить себя это сделать.

Буравя меня безумным взглядом, Лин отступил.

— Иди, — сказал он глухо. — Ложись.

Я не заставила себя уговаривать.

Прижимая к груди остатки одежды, тихо, как мышь, юркнула в душное тепло сарая. Наощупь нашла шкуры, зарылась в них, свернулась клубочком, накрывшись с головой.

Это что сейчас было? Лин словно с ума сошёл. Набросился на меня, как безумный, как чем-то опоенный.

А если бы он не отпустил меня? Внутри сладко сжималось от ужаса. Взял бы меня прямо там, придавив своим телом к стене сарая. И, что самое стыдное, я бы кричала от удовольствия.

Господи, что же теперь будет? И главное — почему он это сделал?

Что если он просто думает, что раз я старше, то у меня богатый опыт и мне ничего не стоит разок-другой с кем-нибудь поцеловаться — или даже переспать?

На самом деле никакого богатого опыта у меня не было. Артём был моим единственным мужчиной, да и с ним это происходило как-то механически. Мне нравилось, когда он обнимал и целовал меня, но в сексе я ничего такого не находила. Не потому, что была фригидной, сама себя довести до оргазма я могла, просто... не чувствовала ни замирания сердца, ни тех самых бабочек в животе.

Зато только что с Лином... господи, я думала, сойду с ума. И чуть не сошла. Если бы он не остановился, я бы так и отдалась ему. То «пожалуйста» было максимум, что я смогла из себя выдавить.

Лин всё не возвращался. Если сначала меня это только обрадовало: после того сумасшедшего поцелуя я боялась и его действий, и собственных желаний — то теперь начало тревожить. Он был сам не свой, на Варрена вон как вызверился.