Активировать кристаллы, насыпать песок, смолоть зёрна. Я уже привыкла к этому ритуалу — прекрасно успокаивало, к слову сказать. Минут десять — и каюту заполнил волшебный аромат! Как только язык у некоторых поворачивается называть это отравой…

Разлила тёмную жидкость по чашечкам — себе и ушастому чуду-юду — первому и пока, увы, единственному моему единомышленнику в этом вопросе. Раскрыла окно — корабль был огромным — каюты находились выше уровня воды, с красивыми окнами — чувствуешь себя принцессой в замке, плывущем по волнам! Солёные брызги коснулись лица. Вернулась к столу, разложила пахнущие ванилью булочки и принялась ждать.

Хотела сделать глоток, но поняла, что не могу… Глаза закрывались. С трудом добрела до постели — рухнула, не раздеваясь, и провалилась в сон.

…

За бортом мерно плещутся волны, тело покачивает из стороны в сторону, убаюкивая. Перед глазами сияет, мерцая и переливаясь, жемчужина. Крупная. Красивая. И вдруг она исчезла! Ушастый… Тот самый! С плавниками и хвостиком, весь мокрый, сидел на моей кровати. Я привстала. Запахло морской капустой.

— Привет! — говорю. — Ты кто?

— Вставай!

— Что?

— Вставай, Кэролайн! Очнись! Беда! Просыпайся!

Я открыла глаза.

— Керолайн, вставай! Беда. Проснись, Кэролайн!

Слова грохотали в сознании, перед глазами стоял испуганный взгляд ярко-жёлтых огромных глаз ушастика — встревоженный, но уже не такой безнадёжно-печальный, как тогда на берегу — перед тем, как исчезла турка.

Что со мной?

Я лежала, прислушиваясь, пытаясь найти силы, чтобы встать. И вдруг поняла, что что-то не так. Что-то изменилось вокруг. Почему мне кажется, что всё это — сон? Гудит корабль, рассекая волны, стонут мачты…

Тихо! Ни звука… Воображение тут же нарисовало жуткие картины «Летучего голландца» — не только капитан Джек Воробей был в том фильме… Кстати о нём. О капитане. Надо найти Грега!

Ни выкриков команд, ни звона склянок или ругани матросов… Словно я одна осталась на корабле. Вокруг — километры солёной воды. Стало страшно. Очень!

Сон как рукой сняло — вскочила и стала метаться по каюте, не зная, за что хвататься, как быть? Темно. Холодно. Окно открыто…

Дёрнула за раму, едва не опрокинув недопитую чашку. Кофе! Вот что мне сейчас нужно — и не важно, что напиток ледяной — ночь простоял у открытого окна. Выпила залпом, как лекарство, и сразу стало легче — в голове прояснилось.

Тихо — значит, что-то случилось. Не могла же вся команда исчезнуть? Надо посмотреть в соседней каюте. Там должен быть Грег.

Грег…

Он лежал навзничь на кровати, широко раскинув руки. И, как показалось в первую секунду — не дышал.

— Эй, — позвала я.

Стало страшно. Подошла поближе, тронула за плечо.

— Грег, — и вдруг я закричала, что было силы, потому что оставаться в этой молчаливой, гнетущей тишине, сквозь кожу проникающей в душу, было просто невыносимо. — Гре-е-ег!

— Керри… У тебя сладкие губы, — он улыбнулся и сделал попытку перевернуться на другой бок.

— Поднимайся! — рявкнула я. — Вставай, слышишь? Сейчас! Грег, на корабле что-то не так. Что-то случилось!

— Адмирал Керри, — рассмеялся он, не открывая глаз. — Командует… Слушаюсь, адмирал Керри!

Что же делать?! Грег спит. Спит и грезит. Значит и остальные на корабле видят седьмой сон? А пока они спят, корабль, ни кем не управляемый, летит на бешеной скорости…

Куда?

Успокойся, Катя. Дыши. Соберись, возьми себя в руки! Итак — я проснулась после того, как… Кофе. Ну, конечно! Я бросилась обратно в каюту. Вторая, предназначенная морскому чертёнку чашка, так и стояла нетронутой. Схватила её (разогреть бы, да некогда!) и бросилась обратно к капитану.

— Керри… — доносится из полумрака каюты сонный, расслабленный, томный голос… — Иди ко мне!

Ага, щас! Уже бегу, милый… Что же это за колдовство такое? Кто нашёптывает на ушко пирату сладкие сны? Явно эротического содержания, кстати… Это же… Удар ниже пояса!

— Ты пришла?

— Пришла, — я склонилась над ним, поднося чашку к губам. — А ну-ка давай! За маму, за папу, за Кракена!

Пытаясь поцеловать кончики моих пальцев, Грег едва не опрокинул спасительный напиток!

— Пей! — лью кофе в грезящего страстными объятиями мужчину, мысленно взывая к морю — только бы помогло!

Грег глотает и тут же кривится — обиженно, как ребёнок:

— Горько!

— Именно, — киваю, доливая остаток.