– Да, тиса Мэй. И я доверил вам эту тайну в надежде на понимание и помощь.

– Но чем я могу помочь? – выдохнула я, на кончике языка прикусив готовое сорваться с губ категоричное «нет!». К чему относилось это «нет», я тоже не понимала, но задуматься мне опять не дали.

– Дон делал успехи в учебе на предыдущих потоках. Преподаватели были довольны его успехами. Но вот вмешалась любовь, и… – Ректор сокрушенно покачал головой. – Сейчас ему кажется, что ничего важнее нет и быть не может. Результат – несданные зачеты, недовольство преподавателей, угроза исключения. Знаете, сколько в моей практике было таких случаев? И помощь влюбленные принимать не желают: что там может понимать в любви старый скучный ректор… Но от вас, тиса Мэй, Дон примет помощь. И даже не заметит, что ему помогают. Я знаю, у вас хватит такта обставить все ненавязчиво и осторожно. И возможно, вы подарите юноше не только шанс на приличную карьеру в будущем, но и на счастливую семейную жизнь.

– И что я должна сделать? – При всем желании полностью убрать проскользнувший в голосе лед я не смогла. Но ректор мою оплошность даже не заметил.

– Я знал, что вы меня поймете! Вы возьмете эту безголовую троицу, так сказать, на пор…

– Троицу? – опешила я.

– Конечно! С Роем в последнее время тоже творится что-то не то. Дело зашло еще не так далеко, как у его друга. Но я почти уверен, что причина его проблем в учебе та же самая. Вот только не знаю, кто стал его «интересом». Пока не знаю, но как только я это выясню, то тут же сообщу вам, обещаю. Взявшись за такое благородное дело, вы должны владеть всей информацией.

– Спасибо, – пробормотала я.

Все встало на свои места. Ректор, обеспокоенный тем, что дело, за которое ему заплатили, не продвигается, решил действовать. И использовал для этого первый попавшийся предлог: проблемы Дона с учебой. Я была уверена, что, не забей Дон в этом семестре на учебу, мне все равно навязали бы опеку над этой троицей. Причем над всеми тремя, чтобы прикрыть истинного виновника торжества… Вот только меня не интересовало ни само торжество, ни его виновник. Я уже открыла рот, чтобы в сравнительно вежливой форме послать ректора с его хитроумными планами в далекие облака, как вдруг выхватила из потока болтовни одну короткую фразу: «Если бы вы не согласились, мне пришлось бы сегодня подписать приказ об исключении Ликаста, а потом, возможно, и его друзей…»

«Исключение… И куда? В дом, где его ненавидят? В забытый Единым приграничный городок, где он рано или поздно себя выдаст и угодит на костер? Нет… Так нельзя. Может, у них и правда с Тори все будет хорошо». – Последняя мысль подняла с глубины души какую-то муть, но я не позволила себе даже задуматься над ее природой. Спасибо иномирным техникам, этому я тоже уже научилась.

Я поднялась, кажется, перебив ректора на полуслове, и серьезно проговорила:

– Простите, но это очень большая ответственность. Я должна хорошо подготовиться.

– Конечно, конечно. – Он тоже встал. – Ваша доброта выше всяких похвал.

– Благодарю. – Я склонила голову, скрывая кривую усмешку, выражавшую что угодно, только не доброту.

– Я прямо сейчас напишу распоряжение о том, что процедура исключения откладывается еще на один семестр. И позабочусь, чтобы молодые люди не вздумали засомневаться в реальности ваших полномочий.

Я снова поклонилась и поспешно вышла вон. Иномирных ментальных техник хватило четко до того момента, как за спиной захлопнулась дверь моих покоев и на нее легло тяжеловесное плетение тишины. Секунду спустя я расхохоталась. И веселости в этом смехе было так же мало, как доброты в кривой улыбке четверть часа назад. «Вообразила себе бесы знают что, идиотка! А он смотрел вовсе не на меня. И от дружбы отказался по той же причине. Зачем ему моя дружба? Ему нужна любовь. Кстати, тоже не моя. А мне-то что нужно? Хотя… Какая теперь разница? Бесова новая жизнь!»

Несколько дней, остававшихся до конца каникул, я провела почти взаперти, выбираясь только в библиотеку и категорически запрещая себе думать как о навязанной опеке над высокородными оболтусами, так и о проблемах Дона. «Пора подумать о себе, пока это за меня не сделала Серая госпожа», – так я уговаривала себя, когда мысли совсем уж отказывались поддаваться хоть какому-то контролю. Думать о том, что же такое я сама хотела от Дона и хотела ли вообще, я тоже отказывалась.

Накануне начала занятий вечером я малодушно промолчала в ответ на стук в дверь и недовольные возгласы Тории. Не то чтобы я собиралась прятаться от настойчивой подружки вечно, но видеть ее сейчас желания не возникло.

На первый урок в новом семестре я пришла в сопровождении Лерроя со знаком предстоящей на груди. Профессор явился с самого утра вовсе не для того, чтобы пожелать мне доброго дня. Вместо этого он почти час отчитывал меня в самых резких выражениях. Узнав, что «доброта меня погубит» и что «кто везет, на том и едут», я окончательно перестала понимать происходящее.