К вечеру, когда на Стилдон опустились сумерки, по периметру рабочей площадки зажгли лампы и фонари. В стороне, недалеко от буровых вышек, разожгли костры, вокруг которых собрались рабочие дневной смены.

Я остаюсь в ста метрах от буровой площадки. Сижу на плетеном стуле под пляжным зонтом. Пью теплый чай.

Смотрю, как ко мне приближается Генри.

— В палатке Сида нашли клочок бумаги вот с этой записью, — Генри Фриц протягивает мне желтый лист, вырванный из записной книжки. Номер телефона на нем торопливо записан карандашом. — Оригинал оставили на месте.

— Ни имени, ни адреса, — задумчиво заметила я.

— Больше ничего не нашли.

Я сложила лист бумаги и спрятала его в кармане брюк.

Я и Фриц не пошли в сторону буровых вышек. Мы идем к дальнему костру, туда, где стоит сейчас Арчи Томпсон. Арчи закурил. Генри делает то же самое. А я довольствуюсь предложенным мне виски. Уже второй вечер подряд мы вот так проводим время в компании друг друга. 

Привычный шум работы буровой искажен звуком ревущего мотора «Шальдо». Столб пыли из-под колес мощного автомобиля был виден за много сотен метров, а скоро под лучами палящего солнца засверкала хромированная сталь. Перед буровыми вышками машина сбавляет ход до полной остановки. Открылась дверь, из автомобиля поднялась высокая фигура Джона Хэнтона. Мужчина с улыбкой хозяина оценил рабочую площадку с воздвигнутыми на ней сооружениями.

Я вышла из тени тентового навеса, и лучи солнца опалили мне щеки.

— Здравствуй, Джон, — со сдержанной улыбкой приветствую я Хэнтона, немного позавидовав его свежести и бодрости. — Как дорога?

— В удовольствие.

Мой взгляд надолго задержался на его машине. Кузов в форме купе с далеко вытянутым капотом со спаренными фарами по обе стороны узкой решетки радиатора. Если отбросить некоторые детали, могу поклясться, передо мной фордовский мустанг. В цвете золотой бронзы великолепен.

Взгляд серых глаз с откровенной заинтересованностью не отрывается от моего лица.

— Отлично выглядишь, — сказал мне Джон. Под таким взглядом щеки способны запылать еще сильнее, чем от жара солнца, что их опаляет сейчас.

— Выходит, небрежность мне к лицу, — не сразу, но говорю я.

В ослепительно белой рубашке Хэнтон сильно контрастирует с окружающей действительностью, привлекает взгляды рабочих. Эти взгляды схожи с теми, что бросали на меня жители Нового Стилдона, когда я появилась в их маленьком замкнутом мире.

Я показала Джону буровую. Для этого много времени не потребовалось, на площадке только три вышки.

Почти сразу к нам присоединился Арчи Томпсон в компании Генри Фрица.

Мое дружелюбное отношение к Генри Джону совсем не понравилось. Дело не в ревности, а в пошатнувшейся уверенности в работе Фрица. Кажется, Джон Хэнтон теперь сомневается, что Генри действует только в его интересах…

— О чем ты хотела поговорить со мной? — спрашивает Джон, когда мы остались одни.

— Об Алане Лонгере. Он намеревается ограбить меня, — со злостью в голосе говорю я.

— Чего именно он хочет?

— Тридцать процентов акций моей компании.

— Тридцать процентов — только начало. Если сделаешь это, совсем скоро он присвоит компанию себе, — уверенно заявил Джон. — Лонгер — монополист в нефтяном деле, а ты, дорогая, объявила ему войну.

Я замерла, и Джон остановился вместе со мной.

— Что значит «монополист»? На севере тридцать нефтекачалок, едва ли не у каждой свой хозяин.

— Поставленный Лонгером, — добавил Джон. — Это его способ обойти закон.

— Ясно, — уперев руки в бока, смотрю на невозмутимое лицо Хэнтона. — Ты удивительно спокоен.

— Это твоя битва, с чего мне беспокоиться?

— Тебя нисколько не волнует судьба твоих денег?

— А я считал тебя умной, — без улыбки заметил Джон. — Стал бы я тянуть, если бы всерьез намеревался вернуть себе свои деньги.

— Хочешь сказать, у тебя нет притязаний на сто двадцать восемь миллионов? — не верю я.

— Нет.

Смотрю на спокойное лицо Джона и понимаю, что он прав, — хотел бы, давно бы нашел способ остановить растрату своего капитала. У него были для этого возможности, но он ничего не сделал, хотя сперва был решительно настроен на обратное…

Что заставило его передумать?

Между тем в голове возникла интересная мысль. По выражению моего лица всегда понятно, о чем я думаю, и Хэнтон строго предупредил:

— Попытаешься объявить свою независимость — встретимся в суде.

— Я ни о чем таком не думала… — неубедительно солгала я. Нахмурилась.

Джон заметил.

— И что теперь делать? — возвращаюсь я к насущной проблеме.

— Не пускай Лонгера в долю.

— Это несложно. Меня беспокоят последствия такого решения. Чего мне ждать от этого человека?