— Я сверну твою шею, — схватил меня за шею длинными пальцами мужчина. — Замолчи или всё закончится здесь и сейчас.

— Ну, давай. Убей меня, когда я кормлю твоего ребенка. Не станешь же отрицать, что он твой? Ну, давай же. Что ты медлишь, лэрд Годвин?

Мне казалось, что я от гнева одним взглядом его испепелю. Но страх опять мной завладел.

«Что я творю? Я сумасшедшая провоцировать льва, положив голову в пасть?»

Сердце заколотилось, как у пойманной птички.

На лице мужчины сменилось несколько выражений. Только одна эмоция привлекла моё внимание — боль.

Может он и не любил Мелинду, но боль предательства мучила его. Я почему-то была уверена, что женщина ничего предосудительного не делала. Не может быть, чтобы такому мужчине изменили. К тому же беременность, роды, нахождение в монастыре. Не до шашней.

— Я не предавала тебя, Годвин, — прошептала я.

Он резко отнял руку и стремительно удалился, хлопнув дверью. А я, судорожно вдохнув застоявшийся воздух с запахом сырости и дыма, всхлипнула. Но с усилием воли сглотнула предательский ком в горле, погладила саднящую кожу на шее.

«Я ещё вам покажу! Сволочи. Все скопом на одну маленькую Мелинду. Кем бы она ни была, это неравная схватка!»

Когда пришла служанка, я приказала перенести корзину с ребенком в мою комнату.

Если бы я осталась одна в этом неизвестном мне жилище, я бы могла сойти с ума.

Как ни странно, в комнате было тепло. В камине горели дрова, разнося приятный и уютный аромат костра. И не так затхло, как в детской. Огромный стержень свечи венчался маленьким лепестком жёлтого огонька, что всего на полметра разгонял темноту. Служанка улеглась в углу на деревянный топчан, накрывшись меховой курткой и сразу захрапела. Счастливая.

Я зарылась в тяжёлое меховое одеяло на огромной кровати с балдахином и переложила младенца к себе под бок. Так теплее и вставать не придётся ночью.

До самого утра мне снились глаза Годвина и его потрясающие губы.

Проснулась я от скребущих звуков. Потихоньку выглянула из своей пригретой норки. В комнате было холодно. Служанка — Силва, кажется, — сидела ко мне спиной и выгребала из камина золу. Рядом лежало несколько поленьев и связка хвороста. Я медленно осмотрела помещение.

Высокое окно с витражным стеклом в мелкую ячейку, тяжёлые, даже на вид, деревянные ставни, что сейчас были распахнуты. Большой сундук, окованный железными пластинами. Небольшой столик рядом с окном. На стене висело прямоугольное зеркало в серебряной оправе. Стул с витой спинкой. Дальше виднелась дверь, меньшая по размеру, чем входная. На полу — пушистый ковер с разноцветным узором. Непозволительная роскошь в этом месте, как и тяжёлые гобелены, потемневшие от времени. В комнате было сумрачно, день только зарождается.

За сосок дёрнули, и сладкая волна прокатилась по телу. Нежность затопила сердце. Младенец спал крепким сном. Губки приоткрылись, и я смогла освободить ноющую грудь.

Тихо выскользнула из-под одеяла. Тело обдало прохладой. Я передёрнула плечами от озноба, осмотрелась и увидела на деревянном кресле рядом с кроватью брошенный халат. Тяжёлая бархатная ткань укрыла мою замерзающую тушку полностью.

Девчушка даже не оглянулась. Она за это время успела поджечь лучину и подложить её под хворост, что аккуратной стопкой был уже сложен в жерле очага. Огненные языки сразу лизнули сухие ветки.

— Силва, открой окно, — попросила я, подходя к столу. Выдвинула ящик и нашла гребешки.

Поворошила серебряные шпильки, странной формы заколки с камнями, выдвинула шкатулку, но открывать её не спешила: пока не было настроения. Поэтому задвинула её в дальний угол.

Девушка не торопилась исполнять мою просьбу.

Я развернулась и долго смотрела ей в спину. Она уже положила несколько поленьев, по комнате пополз дым от сырого дерева, но его затянуло обратно в дымоход. Хорошая вентиляция.

— Подойди, пожалуйста.

Силва вздрогнула, но поднялась и подошла, остановившись в двух шагах.

— Ещё ближе, если тебе не трудно, — попросила я. — Посмотри на меня.

Взгляд больших голубых глаз был печальным и виноватым.

— Я сделала тебе больно в прошлом? — задала я участливо ещё один вопрос.

— Нет, — тихо прошелестела она.

— Наказывала тебя, обижала?

— Нет.

— Так в чём дело? Я понимаю, что остальным я чем-то не угодила, включая мужа. Правда, не пойму, чем. Но ты-то ведь моя служанка!? Почему ты игнорируешь мои просьбы? Я же могу и приказать. Но не хочу. Должен же быть хоть кто-то, кому я могу доверять? Кто станет мне другом? — я взяла её за руки. Небольшие ладошки с шершавой кожей и мелкими царапинами. — Я жду. Ведь ты хочешь мне что-то сказать, и я это чувствую.

Глазки девушки забегали, губы задрожали.