Однако, зверушки моему обществу были не рады. Скорее больше шокированы и теперь пребывали в немом апофигее, прикидывая, дать ли сейчас сразу деру, или есть еще шанс, что все обойдется.

Не обошлось. Потому что невидимый ребенок во мне, охваченный дуростью, заставил подойти ближе и даже протянуть руку, чтобы погладить.

Жираф, к которому я подошла, был очень красивый! Высокий! Пятнистый! Горделивый и изящный… Были у Николая Гумелева стихи про жирафов, которые я поспешила зачитать по памяти зверушке.

— Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв

Послушай: далеко на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор…

С котором ровняться осмелится только лууууна…

Жираф внимал. Честно. Стоял и смотрел на меня немного затарможенным взглядом. А затем вдруг решил подойти еще ближе и…

— АААААААААААААААА! Твою ЖИРАФИХУ! Ааааааааааааааа! — заорала я, уже приземляясь где-то в районе первой пальмы, пропахав своей попой на земле след с вырванными комочками травки.

Потому что самое прекрасное существо на свете посмело меня лягнуть! Да так, что я натурально пролетела приличное расстояние, причем без всяких крыльев! Вот что значит — придать правильное направление и силу ускорения.

Рядом застыл недвижимым изваянием Иошинори. Мне показалось, или у него начал дергаться правый глаз?

— Ушиблась, Фросенька? — каким-то подозрительно ласковым голосочком спросило у меня божество.

Глава 6

— Кажется, синяк на ляжке останется… — застонала я.

— Хвала всем Кицунэ! Я уже думал, что у тебя как минимум перелом копчика! Знаешь, с твоим везением все могло быть, и…

— Да хватит уже! — фыркнула я, поднимаясь на ноги и с грустью глядя на степенно удаляющихся жирафов.

— Тогда не веди себя, как ребенок! Я вообще, если честно, слегка прибалдел, когда ты к ним побежала. Зачем они тебе понадобились-то?

— Ты не поймешь, жестокосердный букашка! Это — мечта!

— Получить по заднице копытом? — приподнял бровь Иошинори, а я совсем обиделась.

— Не по заднице, а по ноге, букашка!

— Еще раз так назовешь, и тебе конец, человечка.

— Букашка! — фыркнула я. — С девятью хвостиками!

Ой, все… Кажется, меня сейчас развеют по ветру… И надо было свою обиду на жирафов на Шина выплескивать? Наверное, потому что зверушек было жалко, а вот Иошинори нисколечко!

***

— Скорее, Изуми! Я не смогу его долго держать! Иошинори все-таки девятихвостый кицунэ! — сказал дух.

— Эта идиотка его задержит… — промурлыкала богиня. — Шин постоянно на нее отвлекается.

Женщина глянула в растянутое рядом с ними зеркало-полотно. Там Фрося, сидевшая на траве оазиса, взирала затравленным щенком на кицунэ.

— По-моему, он заинтересован. — заметил дух.

Изуми фыркнула.

— Она скоро надоест. Она же глупая. Неудачливая. Чем она лучше меня?

— Добротой, Изуми. И детской непосредственностью. Искренностью.

— Тебя послушай, так она прямо-таки блаженная. Идиотка, зачем поперлась к этим жирафам? Она все неприятности себе находит сама, вот и ответ. А ты ее защищаешь. Если мой Шин и общается сейчас с ней, то только из жалости, и потому, что для того, чтобы выбраться, они должны держаться вместе.

— И все же мне кажется, что она ему понравилась…

Изуми не стала его слушать. Лишь хмыкнула и щелкнула пальцами, спуская с него заклятие.

— Готово! Теперь Кицунэ не сможет и шагу сделать из этой клетки. Выберется из твоего сна и поймет, что попал еще больше. — засмеялась богиня. — Пока не призовет меня. А уж я знаю, что с него попросить.

***

— Фрося… А тебе не кажется, что ты переходишь некоторые границы? — Иошинори возвышался надо мной, словно стена, но я не испугалась, да.

С вызовом посмотрела в ответ.

— А нечего было говорить, что я — ребенок.

— А разве не так?

Я вздохнула. Похоже, пора было становиться серьезной. Не понимает этот божок шуток, пусть получает озлобленную на весь мир девушку.

— Ты ведь к жирафам изначально прикопался?

— Не только к ним, но…

— Мой отец умер. Он был ученым. Часто путешествовал. Перед своей смертью он подарил мне открытку в письме. С надписью, что скоро вернется. На открытке были жирафы. Это последнее, что я от него получила. А потом — малярия, не очень грамотные врачи и похороны. Знаешь, я ведь до сих пор его жду. Потому что он обещал… А жирафы… Я смотрела вечерами на эту открытку, вспоминала его улыбку, и мне хотелось кричать от боли. Но я представляла, что он где-то там, рядом с этими животными, и мне становилось легче. Я никогда не видела их так близко, чтобы можно было потрогать. Мы с друзьями ходили каждый год в зоопарк, и я просилась к вольерам с ними, но это все равно не то…