Первые шаги Кариба сделала в полной темноте, даже частичная трансформация не помогла – видно ничего не было. К тому же сдерживаемые слезы все же прорвались, они просто катились по щекам и сжимали горло как тисками. Почему так? Неужели Раэм никогда не сможет относиться к ней как к равной, а не как слабоумной, нуждающейся в постоянном помыкании? Почему считается, что то, что мужчины рискуют собой в битвах и даже каждодневных делах, женщины должны принимать как данность? А сами женщины должны вести жизнь, ограниченную лишь тем пространством, которое определяет для нее мужчина. И все изменения, которые случаются в жизни женщины, – это смена контроля одного мужчины другим. Сначала отец, потом муж. А если погибнет муж, то только один выход – выйти замуж опять. Но почему? Принято считать, что мужчины защищают и оберегают женщин, заботятся о них. Но разве женщины действительно настолько нуждаются в защите? От кого? От самих же мужчин? И разве нормальная женщина действительно не в состоянии позаботиться о своих потребностях? Или просто мужчинам выгодно, чтобы женщины были неумелы и беззащитны, не способны сами принимать решения? Но почему? Разве они не хотят иметь рядом сильных и достойных подруг, готовых стать поддержкой в трудную минуту, дать разумный совет, бороться с проблемами? Разве лучше лицезреть безвольные хрупкие цветки, просто выполняющие все, что им говорят? Такую жену хочет Раэм? В такое создание желает он ее превратить? Ведь раньше он так и относился к женщинам. Кариба вспомнила лица из прошлого. Тех женщин, что они встречали, посещая замки вассалов ее супруга. Их жадные, покорные взгляды, устремленные на него. Его бывшие любовницы. Неужели всех этих женщин устраивало то, как он с ними обращался? Они принимали это как данность. Приходили в его жизнь, когда он желал, и уходили, когда его желание угасало. Ни споров, ни возражений, только выражение немого счастья и желания повторить, когда они смотрели на ее мужа. Почему она не такая? Почему же то неистовое желание, что она испытывает к Раэму, не лишает ее желания быть свободной, равной и не просто угождать, когда он прикажет? И сможет ли он хоть как-то измениться? Сделать хоть крошечный шаг к ней навстречу, а не гордо шествовать впереди, будучи твердо уверенным, что она всегда последует за ним? Она поклялась себе, что не убежит больше от него, но сможет ли она и в самом деле выжить в тех условиях, что предлагает ее муж? И кто виноват, что она не такая, как все? Отец, позволявший ей быть такой, какой она хотела, или она сразу и родилась другой?

Под ногами хрустели камни, и Кариба шла очень медленно, держась рукой за стену. За своими мыслями она сразу и не заметила, как стала различать стены и потолок прохода. Явно светлело. Женщина, отбросив свои тяжкие мысли, ускорила шаг. Вскоре впереди абсолютно четко показалась неровная арка прохода, откуда и лился слабый свет. Быстро дойдя до нее, Кариба замерла в удивлении и восхищении. Перед ней была огромная пещера, все стены, пол и потолок которой состояли из сплошного прозрачного хрусталя. Одинокий луч проливался откуда-то сверху и преломлялся, отражаясь в тысячах и тысячах граней и поверхностей, наполняя огромное помещение дрожащим призрачным свечением. Из-за этого казалось, что все вокруг покрыто тонким слоем струящейся воды.

Некоторое время она так и стояла, не решаясь ступить на словно призрачный пол. В этот момент, видимо, взошла третья луна Дараисса – Лимерия, и ее нежно-зеленое сияние проникло внутрь через единственное отверстие вверху, и зал преобразился, мгновенно став ярче и изменив цвет, превратившись в пещеру немыслимых сверкающих сокровищ. Кариба медленно вошла внутрь, и тут же ее отражение начало появляться во всех поверхностях. Словно от одного зеркала к другому ее образ передавался, отображаясь во все новых и новых гранях. Вскоре на нее уже смотрела сотня тысяч ее образов, часто призрачных и искаженных, но были и абсолютно реалистичные. Из-за такого множества казалось, что каждое отражение живет своей жизнью и движется в собственном ритме. И от этого становилось жутковато.

– Эй! – негромко крикнула Кариба.

– Э-э-э-эй-й-й! – ответили ей ее собственные лица.

– Здесь кто-нибудь есть? – Глупый вопрос, но что тут еще скажешь.

– Ес-с-с-сть! – Голос, ответивший ей, был явно не ее, и от него холодные мурашки, царапая, побежали по спине.

– С кем я говорю? – Кариба постаралась взять под контроль свой страх и говорить спокойно.

– Хм-м! Творение моих детей… Вы уже стали настолько разумны, что осмеливаетесь нарушать запреты своих творцов? – Голос был явно женским, и от него веяло какой-то чужеродностью, чем-то настолько ИНЫМ, что кровь замерзала в венах. – Как же быстро летит время!

– Вы оракул? – отважилась спросить Кариба, борясь с нервным ознобом.

– И почему же ты так решила, детеныш дракона? – В голосе, кажется, зазвучало холодное любопытство.

Было очень странно говорить с сотнями собственных лиц, которые на самом деле не были тобой, но увидеть истинное лицо говорящего, пожалуй, было бы страшнее.

– Так считают мантикоры, что охраняют вход сюда. И я не дитя, а взрослая женщина.

– Видимо, мантикоры не слишком хорошо выполняют свою работу, если ты здесь. Творениям запрещено входить в Зал Голосов, – от сказанного Карибе стало страшно за судьбу мантикоров…

– Они вымирают от голода. Им нужна свобода.

– Свобода! Она всем нужна. Тебе ведь тоже? Только свобода от кого, от чего и для чего? Почему все творения всегда грезят об этой свободе? Что это вообще такое? И получив ее, как вы на самом деле узнаете, что она у вас теперь есть? Или что ее не было раньше? Что ты будешь делать со своей свободой, если получишь? Не станет ли она еще более крепкими цепями на твоих крыльях? И какую цену все готовы за нее платить?

– Я не понимаю, что ты говоришь. Можешь дать четкий ответ? Как мне сделать мантикоров свободными?

– Ох, дитя дракона, ты так наивна. Вы первичные творения в этом мире, созданном моими детьми. Ваша драконья кровь – ответ на все. Она начало и конец всему, на ней все замешано. Драконья кровь, отданная добровольно, может разрушить любую магию, открыть любую печать. Кстати о печатях. У дракона, что так отчаянно взывает к тебе снаружи, на руке печать моего старшего сына. Не знаешь, как он там поживает?

– Заперт, как и раньше, но желает выйти и опять начать все разрушать. Так выходит, вы мать богов? Но почему никто в нашем мире о вас не слышал?