Чувствовал! Он впервые так остро чувствовал искреннее желание помочь ему, что на мгновение потерял почву под ногами!

Но лишь на мгновение. Он ведь глава клана. Ему нельзя показывать свою слабость!

— Теперь… да.

Медленно кивнул, прикидывая, позволит ли она снова себя поцеловать и будет ли считаться большим неуважением, если они так и не дойдут сегодня до столовой, но тут им помешали, и момент был упущен.

Марьяна тотчас отдернула руки и замкнулась в себе, пряча от него спасительное сияние своей действительно чистой и бескорыстной души. Улыбка на ее губах могла обмануть любого, но только не его. Он увидел ее настоящую, и это навсегда запечатлелось в его памяти.

Но глубоко внутри его все равно грыз червячок сомнения. Разве такие женщины вообще бывают? Могло ли ему просто показаться? Принять желаемое за действительное? Обезуметь настолько, что не увидеть очевидного? Банальной корысти и жажды возвыситься за его счет?

В молодости он уже обманывался, и не раз. Нет, он не будет торопиться. На кону слишком многое.

В помещении абсолютно внезапно стало невероятно многолюдно, будто закончился сеанс в кино, и зрители высыпали из кинозала неорганизованной толпой. Нас моментально заметили, ведь мы стояли всего в нескольких метрах от двери, хотя и отошли в сторону, и граф был вынужден отпустить меня, как и я его. Этикет требовал неукоснительного исполнения, и следующие минут десять я стоически клеила улыбку на лицо, хотя не уверена, что получалось хорошо.

Такой момент испортили! Такую возможность! А ведь, кажется, я почти подобрала ключик к его броне, да и он сам поддался. Так, может, это проклятие не такое уж и несокрушимое? Ведь есть же условие отмены! Есть! Но в чем оно состоит? Почему ни Герман, ни Райвер не желают мне о нем говорить? Что в нем такого страшного?

При посторонних граф снова стал тем самым привычным язвительно-надменным монстром, но я его уже не боялась. Зато окружающие вели себя по отношению к нему весьма неоднозначно, и я с интересом наблюдала, как кто-то лебезил, кто-то заискивающе улыбался или намеренно ловил его взгляд, а кто-то и отвечал безразличной холодностью. Больше остальных меня заинтересовала девушка, подошедшая одной из последних. Невероятно яркая, зеленоглазая, фигуристая, одетая в платье на грани приличий. Сочные рыжие волосы, вызывающий макияж и взгляд, полный неприкрытой ненависти.

Она взглянула на Германа лишь раз и поспешила в другую сторону гостиной, но я заметила и ответный взгляд графа. И он не обещал ничего хорошего.

Никому.

Через несколько минут полный собственного величия церемониймейстер пригласил нас в столовую, и лакеи быстро рассадили нас на заранее распределенные места. Наши оказались удручающе близко от императора (нас разделяло всего два места, которые заняла пожилая чета), и, как только все расселись, я малодушно спряталась за дракона, благо его мощная фигура это позволяла.

Как Герман и предсказывал, гостей набралось не больше тридцати, причем я не смогла бы с ходу сказать, кто есть кто и какое положение занимал в обществе. Рыжую леди (или не очень леди?) усадили почти напротив нас, но чуть дальше от императора в компании упитанного господина лет пятидесяти. Сразу не заметила, но стоило только поймать на себе ее брезгливо-оценивающий взгляд, как сразу же возникло подозрение, что все происходящее затеяно неспроста.

Вряд ли император не знал, как относятся друг к другу его подданные, так что ни приглашенные, ни их рассадка — не случайны. Ну и что же задумал этот коронованный махинатор? Неужели решил прогнать графа через все круги ада? Ох, и некрасиво это…

Но, может, заслужил?

Я покосилась на Германа, севшего по правую руку от меня, заметила, как он напряжен, но при этом арктически невозмутим. Как северная звезда на вечернем небосклоне. Недостижимая и уверенная в собственном величии и непогрешимости.

И я поняла, что не так уж и просто вывести из себя этого дракона. Можно выдохнуть, мы справимся.

По левую руку от меня усадили лорда Кевелла О’Райо, граф познакомил меня с ним буквально за пару минут до того, как нас позвали к столу. Я успела оценить и его белозубую улыбку, и золотистые вихры, и мохнатые кошачьи уши, и его мурлыкающий голос вкупе с ласкающим взглядом теплых карих глаз, и подтянутую фигуру, которую безупречно облегал золотистый пиджак, так что соседство с очередным блудливым котом не прибавило мне энтузиазма.

Со всех сторон обложили, гады! А между прочим в соседки графу досталась дама очень сильно бальзаковского возраста! К такой даже при всем желании не приревнуешь!

Нет, стоп, Марьяша! Какая ревность?! Мы же уже решили, что этот герой совсем не нашего романа!

Что? Хотя бы помечтать?

А мечтать мы будем позже, когда выберемся из этого гадюшника живыми!