— Не пойму, зачем вы так поступили, — говорила она. — Вот и правительница вас турнула. Это ее благодарность? Уж лучше бы все по-честному сделать. Не хочет Юлла возвращаться, отпустите. Куда она там намылилась. Мне домой надо.

Дюгор уселся на кровать и стал вдумчиво массировать колени.

— В обитель Праматери надеется попасть. Справедливо. Она — невинно погубленная.

— За Ясную зарю можно не волноваться. — Юля сцепила руки и хрустнула суставами пальцев. — Со мной как быть?

— Не знаю, девочка. Прости меня. Я не со зла.

— Что значит, не со зла? — взвилась Ветрова. — Давайте противоядие. Срочно!

Полный боли взгляд старика заставил ее замолчать и снова опуститься на табурет.

Экстракт Путаницы, как искренне считал Дюгор, давая Юльке капли, был единственным известным ему способом закрыть душе дорогу в другой мир. То, что она не нашла пути туда, куда стремилась — не его вина. Теперь колдун не представлял, как помочь Призванной.

Куда теперь ехать? Зачем? У кого искать помощи? В столице Темных чащоб теперь нечего делать. Они с Кауком собирались разыскать там колдуна. Вот он тут. К Нимфе Грозовых утесов без фитра не добраться, да и поможет ли она — не известно.

— Вот что, девочка, — старался утешить приунывшую Призванную шаман, — давай вместе вернемся в Росистые луга. Мне двух лошадок обещали завтра пригнать.

— Двух?

— Я хотел попутчика найти, одному все ж несподручно по лесам, вот и заказал две. Жду.

— Не могу. Со мной парень. Берт.

— Зачем он тебе? Пусть с обозом едет.

Юля покачала головой — так не годится.

— Ну, как знаешь, — согласился старик и указал на дверь в углу: — Умойся перед сном, а я в трапезную спущусь.

Девушка сбросила, наконец, надоевший сюртук, повесила на крючок. Шляпу устроила на полке и прошла в умывальню. Там нашлись вполне сносные удобства. Намывшись и почистившись, вернулась в комнату. Дюгора не было. На столе ждала кружка молока. В молоко добавили мед. Юле недолюбливала этот вкус, но выпила, все-таки старик проявил заботу. Заснула, едва приняла горизонтальное положение. Как вернулся сосед, не услышала.

Как и в прежние времена Юльке ничего не снилось. Элеонора поправила бы: не запомнила. Зато выспалась как летом на даче. Не слышала ни говора отъезжающих людей, ни ржания лошадей, ни скрипа колес. Открыв глаза, увидела освещенный утренним солнцем потолок с потемневшей, местами осыпавшейся штукатуркой. Спальню готовили для важных персон, но таковые сюда не заглядывали, вот она и пришла в запустение. Приподнявшись на локте, девушка уткнулась взглядом в ширму, отгородившую ее половину от остальной комнаты. Не помнила, чтобы устанавливала — упала вчера словно сбитая шаром кегля. Тихо. Где, интересно, все?

Возвращая бодрость, покачала пресс — без фанатизма, это тело еще не привыкло к нужным нагрузкам, сползла с кровати, раза три отжалась от пола. Для начала достаточно. Влезла в джеггинсы и ненавистный свитер. Зашнуровала кроссовки. Все. Готова. Заглянуть в укромный уголок и можно в путь. Куда только? Это вопрос. Сдвинула ширму и едва не напоролась на висящего в полуметре над полом шамана.

— Дюгор, — позвала, — доброе утро.

Никакой реакции. Веки сомкнуты, морщины разгладились, кожа посвежела, утратив вчерашний серый оттенок. Пусть зависает, — махнула рукой Ветрова. — Надо разыскать Каука.

В трапезной нашлось лишь два человека: мужчина с костылем, привязанным к культе правой ноги и сметающая крошки со столов женщина в длинной юбке, почти полностью спрятанной под фартук, фривольной кофточке и чепце поверх вьющихся светлых волос.

Инвалид шел вдоль длинного прилавка, собирая беспорядочно расставленные немытые кружки. Запах жареной рыбы чувствовался меньше, но к нему примешался резкий чесночный. Юля поздоровалась и спросила, где обозники, неужели еще спят. Женщина обернулась, приоткрыв рот от удивления:

— Тебя забыли?

— В смысле?

— На рассвете еще уехали.

— Погодите… — пыталась вникнуть Юля, — парень с ними был, толстый. Он-то здесь?

— Убыл, — подал голос одноногий, привалившись к прилавку. С дюжину кружек он умудрялся держать нанизанными за ручки на узловатые пальцы.

Девушка затрясла головой. Этого не может быть!

— Так целитель-то, — визгливо сообщила женщина, — его чуть не пинками гнал! — Она бы засмеялась, вспоминая устроенное в трапезной представление, но ошарашенный Юлькин вид ее удержал. С нотками сочувствия в голосе спросила: — Брат? Да? А этот господин кем приходится?

— Чего лезешь! — одернул ее инвалид, показывая, что хозяин здесь все-таки он. — Покорми девчонку. Глянь, кожа да кости. Голодом ее морят, не иначе.

Вскоре перед гостьей стояла миска дымящейся запеченной картошки сдобренной сметаной и посыпанной рубленым укропом. Ветрова жевала, уперев взгляд в источенный временем сучок на доске столешницы.