— Сафина! — низкий голос этого дракона задел какие-то невидимые струны в моей душе. Вызывая свербящее чувство в районе солнечного сплетения. Что-то, что было мне обязательно нужно, но до сих пор не могло открыться. Тянущее чувство тоски. — Сафина, девочка моя!

И меня накрыло.

Девятым валом в меня хлынули эмоции мужчины. Нежность. Море нежности, любви и обожания. А еще надежда. Надежда, с горькими нотками тоски!

— Сафина, девочка моя, как же ты выросла! Какой же красавицей стала!

И я вспомнила, где видела этого мужчину.

Вспомнила и безотчетно потянулась к груди, где всегда висел, спрятанный от посторонних глаз, медальон.

Медальон, который я никогда не снимала. Лишь маскировала иллюзией.

Медальон, что мне перед смертью отдала мама. Попросив никогда не снимать.

Медальон, который я в детстве ненавидела. Потому что мама всегда плакала, глядя на него. Смотрела на фотографии, свою и вот этого мужчины, что сейчас не отрывал от меня глаз. И плакала. Плакала, лаская в руках восьмиугольную пластинку чуть больше пятака, из обсидиана, как думала я раньше. Сейчас в этом медальоне две пластинки: черная и золотая. Правда, нынче я знаю, что это вовсе не пластинки. Нет. Это драконьи чешуйки. Отца и мамы.

— Отец! — голос почему-то не хотел меня слушаться, и из горла вышел лишь какой-то полувсхлип.

Но в висящей над столовой тишине, даже он был отчетливо слышен.

— Сафина!

Меня слегка подтолкнули. Сильные, теплые руки моего дракона.

— Иди! — шепнул мне Эванс.

Это послужило толчком.

И уже не заботясь ни о чем, я бросилась в объятия отца, который встретил меня ровно на середине столовой. Так как тоже двинулся мне на встречу. Даже не замечая, что опрокинул при этом стул.

Но кому сейчас было до таких мелочей?

— Сафина! Как же долго я ждал, девочка моя! — говорил он, гладя меня по плечам, волосам, спине. Прижимая к себе, а потом, отстраняя, чтобы вновь вглядеться в лицо. — Как же ты похожа на Валенсию!

Валенсия.

— А как полное имя мамы? — спросила я.

— Валенсия Остин, герцогиня Олбани.

— Устинова Валентина Андреевна, — тихо прошептала я про себя. (Именно под этим именем я знала маму больше пятидесяти лет).

Но отец услышал.

— Она так себя называла? — спросил он.

— Там такие имена.

И на невысказанный вопрос, что просто высвечивался в глазах отца, я отрицательно покачала головой. Стирая из его глаз надежду.

— Мама отдала свою магию мне. Прости!

— Тебе не в чем себя винить! — притянул он меня к своей груди, но я успела заметить, как на секунду осунулось его лицо. — На месте Валенсии я сделал бы то же самое!

— Значит, ты признаешь, что Софи Арнмонд твоя пропавшая дочь, Дэвид? — голос старшего Рамсея вынудил меня выглянуть из объятий отца.

— Да, это моя Сафина! — в голосе Дэвида Остина не было ни капли сомнений.

— Можно просто Софи. Я так привыкла. — попросила я.

— Значит, у нас есть повод отметить! — улыбнулся Патрик Рамсей. — Интересна все-таки жизнь, ты не находишь Дэвид. Когда-то мы поменялись невестами, а теперь жизнь расставила все по своим местам.

— А можно об истории с обменом поподробнее! — усаживая меня за стол, спросил Эванс у отца.

— Не думаю, что тебе это будет интересно, сын. — ответил Патрик Рамсей.

— Почему же, очень даже! — прошел Эванс к своему месту после того, как усадил меня.

— Да банальная история! — ответила за мужа герцогиня Рамсей. — Просто когда-то мы с Дэвидом были соседями, а отцы Валенсии и Патрика приятельствовали. Никаких официальных заявлений ни с той, ни с другой стороны прозвучать, естественно, не успело. А королевский бал расставил все по своим местам. Так что, отец явно преувеличил. Ты лучше расскажи нам сынок, когда будет ваша помолвка?

— Мы еще не обсуждали этот вопрос, мама, — кинув взгляд в мою сторону, ответил Эванс.

— А чего тянуть!

— Мелони, куда спешить? — дотронувшись до руки супруги, произнес герцог. — Дети сами решат. Да и ты раньше была категорически против. Что изменилось?

— Мелони права! — неожиданно поддержала хозяйку дома Лорна Маклин. — Все изменилось! Не нам вам объяснять, что ждет Софи, если в королевском дворце прознают про ее силу. Тут даже наличие ребенка не станет препятствием.

Все вдруг сосредоточенно замолчали. О чем-то крепко задумавшись. Я же переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь разгадать, что именно хотела сказать этим герцогиня Монтероз.

Наконец, бросила вопросительный взгляд на Эванса.

— Обручение завтра, мама подготовь все необходимое, — в ответ на мою вопросительную моську вдруг заявил этот …драконище! — А свадьба через неделю! — глядя мне в глаза, произнес Эванс.

Нет! Этого я уже стерпеть не могла!