А уж когда появился комендант замка с угощениями, было решено устроить пир прямо на ближайшем лугу. Тут же были сооружен длиннющий стол, за который поместился каждый житель. Благо заготовки для него всегда хранились в дровяном сарае старосты. Оттуда же были принесены специальные кресла, искусно украшенные резьбой и обитые малиновым бархатом. На них имели право сидеть только молодожены во время очередной свадьбы. После свадьбы их аккуратно заворачивали в чехлы и снова убирали в дровяник, до следующего раза. В народе ходила легенда, что их когда-то подарила одному из жителей деревни сама Богиня. А потому они обладали силой дарить молодым счастье и процветания. Может быть поэтому в небольшой деревушке «Сетраш», что переводилась на русский как «Веснянка» никогда не было разводов, а на единственной улице никогда не смолкали детские голоса. А может дело совсем и не в этом. Но ведь легенды не появляются на пустом месте?

Стоило нам с Эвансом появиться на правой стороне, как мы тут же были окружены нарядной толпой, что с положенными по свадебной традиции песнями и прибаутками проводила нас к накрытому столу, усадив с его торца, как раз в те самые кресла. Предварительно убрав с сидений венки из полевых цветов, водрузив их на наши с Эвансом головы. Это была еще одна традиция. Оказалось, что места молодых не должны быть пустыми. И даже уходя танцевать, молодожены обычно и оставляли вместо себя эти заговоренные венки.

Танцевать в тот день нам довелось много. Но вначале пришлось выслушать поздравления деревенских. В отличие от аристократов, простой народ не играл фразами, выстраивая длинные, вычурные комбинации, сплошь пропитанные фальшей и завистью. Поздравления деревенских были просты, но искренни и от всего сердца. Почти все они, правда, сводились к пожеланию счастья, здоровья и плодовитости. Да и подарки, которые дарили после каждого пожелания были с таким же контекстом, как говорится, на «скорейшее пополнение герцогского рода».

Так староста — господин Бернье, оказавшийся умелым краснодеревщиком, подарил искусно вырезанную из дорогих сортов дерева колыбель. А местный кузнец, господин Мартен — лошадку-качалку, ободья которой были выкованы из какого-то хитрого сплава. Но больше всего было, конечно, всевозможных детских вещичек и пастельного текстиля.

Были еще подарки лично для меня. Так, местная портниха — Ивона Гронден, преподнесла красиво упакованный сверток. Со строжайшим наказом открыть только дома. В нем, как потом оказалось, была ночная рубашка, выполненная из тончайшего шелкового кружева. Она даже на Земле бы смотрелась очень фривольно, не то что в империи Аморан! Так что смысл слов госпожи Гронден «что подарок мне, но для герцога», я сумела понять лишь в нашей спальне на следующий день.

Еще одним подарком «лично для меня» стал дар местной знахарки, Старой Клодетт, как называли ее местные. Стоило только госпоже Бушар развернуть свой подарок, как над длинным столом повисла восторженная тишина. Подарком Клодетт Бушар стало платье. Правда не совсем обычное. Простое на вид, но скроенное из тончайшего и белоснежного шаянского шелка, оно было украшено по подолу, манжетам и горловине затейливым узором из голубых и красных нитей. Вот этот узор, чем-то напоминающий вязь моей брачной татуировки, и делал платье мощнейшим оберегом, что носили женщины в тягости. Дело в том, что в узор вплеталось заклинание оберегающее мать и будущее дитя. Во всем этом был лишь один нюанс — жриц Пресветлой, что владели искусством вплетать заклинания в узор в Империи практически не осталось. Поэтому «патран», как еще называли такие платья, передавались в лишь внутри семьи от матери к дочери и считались лучшим приданым.

— Спасибо! — от всего сердца поблагодарила я старую женщину.

— Да не за что! — спокойно ответила она мне. — Стара я уже стала, с Огюстом мы прожили душа в душу почти полвека, а детей нам Пресветлая так и не дала. Видно за грехи мои! Да, видно за грехи. Вот и не сгодился патран. — старая женщина немного помолчала. — Пусть к тебе, дочка, Праматерь окажется более благосклонной! — пожелала она. — Душа у тебя светлая. Уж я-то, вижу. Хоть и дар темный. — И развернувшись, ушла с поляны.

Я еще долго смотрела ей в след, пока Эванс не отвлек меня предложением потанцевать. Сначала хотела было отказаться, но поняв, что народные танцы, чем-то напоминающие ирландскую джику, совсем не сложные, все же согласилась. Тем более Маргарет со своим графом давно уже отплясывали посреди хоровода.

Солнце за горизонт скатилось очень быстро. Народ, разгорячённый танцами и грогом из хозяйских запасов этого, кажется, даже не заметил. И лишь когда на небе зажглась Альхена, звезда, говорившая о том, что наступила полночь, а небосвод осветился сотнями распустившихся цветов фейерверка, гуляки, все как один, задрали головы ы небо. Замковая стража расстаралась на славу. Ежесекундно вспыхивали разноцветные бутоны, осыпающиеся миллиардами цветовых искр. А среди вспыхивающих, расцветающих и осыпающихся огней в небе танцевала пара. Мы. Я и Эванс в бальном зале танцующие вальс в роскошных нарядах. Наши иллюзии в небе были столь реалистичны, что было видно, как я прикрываю глаза, а рука Эванса смещается ниже, чем ей положено быть по этикету.

А когда танцующая пара вспыхнула и превратилась в двух драконов, устремившихся вдаль, народ стал крутить головами, чтобы увидеть нас уже реальных. Только нас на поляне уже не было. Под шумок фейерверка Эванс утянул меня в замок.

— Тебе понравилось? — медленно распуская застежку на моем платье и целуя в плечо, спросил меня муж.