Лефевр вздохнул и бережно привлек ее к себе, и, когда он обнял Алиту, она вдруг поняла, что теперь ей наконец-то можно заплакать. И она разревелась так, что Лефевр испугался, что не сможет совладать с ее истерикой. Ему слишком давно не приходилось утешать плачущих женщин. Алита заливалась слезами, уткнувшись лицом ему в грудь, а он обнимал ее, гладил по спутанным рыжим волосам и повторял, что все будет хорошо, все наладится и он никому и никогда не даст ее в обиду. Наконец ее слезы иссякли, и она негромко промолвила:

– Я видела Никитоса в том блюдце. Оказывается, он давно изменяет мне с моей лучшей подругой, – всхлипнув, Алита шевельнулась, устраиваясь удобнее в объятиях Лефевра, и продолжила: – Жаловался ей, что приходится играть роль страдающего мужа, который извелся после пропажи супруги. И они оба смеялись… За что? Почему они так со мной?

Лефевр осторожно, чтобы не потревожить Алиту, натянул край одеяла, укрывая ее, и ответил:

– Ты очень хорошая девушка. Честная и порядочная. А такие и привлекают уродов всех мастей. Он просто выродок, твой муж. Странно ждать от него человеческого отношения.

Внизу, в гостиной, часы мелодично пробили полночь. За окнами уныло шелестел дождь, и до рассвета было еще очень далеко. Алите казалось, что за пределами комнаты ничего нет – только предвечная тьма, и было уже неважно, что случилось раньше и что случится потом.

Огюст-Эжен считал ее хорошей девушкой. Никитос говорил, что она дура, которую никто и никогда не полюбит, и она должна быть счастлива и благодарна за то, что он снизошел до нее и даже женился, хотя мог бы и просто повстречаться и расстаться. А Алита увидела его на картинке в волшебном блюдце: Никитос валялся на кровати в их спальне, тискал Ирку, и они смеялись над ней. Глухая боль царапалась в груди. За время в Сузе Алита успела смириться с тем, что муж ее предал, но повторное предательство, уже двойное, догнало и растоптало.

– Я и правда тебе нравлюсь? – спросила Алита.

Огюст-Эжен улыбнулся и снова погладил ее по растрепанным волосам.

– Правда, – честно сказал он.

Несколько минут Алита лежала неподвижно, слушая, как глухо стучит его сердце, а затем шевельнулась, меняя позу, и осторожно запустила руку под тонкую светлую ткань его рубашки. Лефевр напряженно вздохнул и сжал ее запястье.

– Не стоит, – сказал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Алита улыбнулась.

– Это сон, Огюст-Эжен, – промолвила она. – Завтра все будет как раньше. А сейчас мы спим.

– Сомневаюсь, – откликнулся Лефевр и поцеловал ее: тихонько, едва касаясь, – тем самым поцелуем, о котором Алита всегда мечтала, но не могла получить ни от кого из своих бывших. Теперь уже сердце Алиты застучало быстрее, и холод, охвативший тело, когда она увидела картинку в блюдце, растворился в дразнящем тепле, свернувшемся огненным комочком внизу живота. Зажмурившись, она откинулась на подушки и вдруг поняла, что улыбается от удовольствия, словно кошка, досыта наевшаяся сметаны. Сухие жесткие пальцы медленно плыли по ее коже, словно Лефевр пытался запомнить каждый изгиб ее тела. Он снова поцеловал Алиту, теперь уже более напористо и требовательно, и она откликнулась на его поцелуй с такой ненасытной жадностью, какой сама от себя не ожидала. Желание, наполнявшее тело, почему-то теперь причиняло почти физическую муку. На мгновение Лефевр отстранился от Алиты и произнес:

– Мы еще можем все прекратить.

Но его ладонь уже накрыла грудь, и Алита застонала и выгнула спину, когда пальцы дразняще коснулись соска, погладили, слегка ущипнули. Теперь сердце колотилось так бешено, будто готовилось вырваться и убежать.

– Даже не надейся, – выдохнула Алита и призывно потерлась бедрами о его пах. Лефевр улыбнулся и снова приник к ее губам, а его ладонь уверенно двинулась ниже, прошлась по животу и скользнула промеж ног девушки. Вздрогнув всем телом, Алита автоматически попробовала сомкнуть бедра, но Лефевр не позволил этого сделать. Его пальцы стали двигаться в ней – то ласково и плавно, выныривая и едва касаясь складок влажной плоти, то, вдруг становясь властными и грубыми, проникали в самую глубину, и Алита подумала, что если эта пытка продолжится, то она просто умрет, не выдержав напряжения.

Это действительно был сон. Такого с ней просто не могло случиться наяву.

– Ты и правда инквизитор, – выдохнула Алита, когда Лефевр на мгновение оторвался от ее губ. – Это настоящая пытка.

– Взаимная пытка, – произнес он и вошел в нее резким, глубоким толчком.

Алита вскрикнула от неожиданности и подалась вперед; мир вздрогнул и куда-то поплыл, накрывая девушку томной слабостью, и Алита поняла, что теперь сможет только таять, растворяясь в ритмичных движениях Лефевра, наполняющих ее неведомым доселе тягучим удовольствием. Он словно мог читать ее мысли и ловить малейшие оттенки чувств, зная, чего именно ей хочется. Постепенно Алита перестала понимать, что происходит, не осознавала, что до крови впилась ногтями в плечи Лефевра, что стонет все громче и громче, выкрикивая его имя. А потом реальность взорвалась, рассыпаясь горячими осколками, и Алита обмякла на кровати, балансируя на грани обморока и чувствуя, как пульсирующие волны блаженства медленно растекаются по телу.