– Понимаешь, я была обычным человеком, – промолвила она, стараясь говорить максимально искренне и проникновенно. – Жила с мужем, работала, верила, что у меня все будет хорошо. А потом мой муж, Никитос, решил от меня избавиться. Закрутил роман с моей лучшей подругой… – Алита сделала паузу, прикрыла глаза. Кажется, пока все шло в нужном направлении. Она пыталась стать для Мороженщика не предметом и декорацией, а человеком. Живым существом с радостями и горестями. – И тот, чей голос ты слышишь, выкинул меня из моего мира в твой. Он заставляет тебя убивать, чтобы писать о тебе книги. И если ты меня убьешь, то голос не исчезнет. Это будет просто очередная глава, – она усмехнулась, думая о том, что сделает Мороженщик, когда ему надоест слушать. А ему рано или поздно надоест. – «О том, как Мико хотел избавиться от своей болезни и зарубил еще одну шлюху». Только вот болезнь никуда не делась.

Мороженщик молчал, аккуратно складывая тряпку, которой протирал Алитино лицо. Сложив ее, он встряхивал тряпку за уголок, старательно расправлял и принимался складывать снова. Где-то высоко-высоко щебетала беззаботная птичка, и Алита вдруг подумала, что умирать вот так, когда кругом солнце, тепло, горы и зелень, очень обидно.

– Меня зовут Клод, – отстраненно сказал он. – Клод Ренард. Откуда ты знаешь, как я выгляжу?

В горле запершило. Алита откашлялась, мельком подумав, что торжествовать пока рано, и ответила:

– А меня зовут Алита Росса. Я видела твое лицо на обложке книги. И знаю все детали твоих преступлений и все, что ты думал, когда убивал тех женщин, – она подарила Ренарду сочувствующую улыбку и пояснила: – Мой муж был фанатом этих книжек и меня заставил все прочитать. Голос никуда не денется, Клод. Его обладатель зарабатывает на тебе деньги. Тебя имеют по полной, уж извини.

Алита сказала это и сразу же испугалась, что Ренард такого уж точно не потерпит. Однако он настолько растерялся, что ничего не стал делать – просто стоял и по-прежнему разворачивал и сворачивал тряпку. Если выживу и вернусь домой, подумала Алита, то пойду в переговорщики с террористами. Она наговорила уйму всего серийному убийце и до сих пор была жива – черт возьми, это действительно был успех.

– Тебя заставили, Клод, – с искренним сочувствием сказала Алита. – Ты не был чудовищем, тебя сделали им. Для того, чтобы писать книжки для сорокалетних девственников. Зарабатывать деньги на том, что тебя мучит.

Ноздри Ренарда нервно дрогнули. Алита вдруг подумала, что сейчас она любит жизнь и хочет жить так, как никогда прежде.

– Ты одержимый, – продолжала Алита. – Несчастный страдалец, а не убийца. Я обещаю, что помогу тебе. Сними это заклинание, и пойдем домой.

По усталому лицу Ренарда скользнула тень, и, когда он поднял голову и взглянул на Алиту, она поняла, что на нее смотрит уже совсем другой человек: злобный, хитрый, тот самый, который подписал книгу для Никитоса и выкинул Алиту сюда.

– Умная девочка, – быстро и монотонно заговорил Ренард – так, словно читал на скорость. – Умная и хитрая, только оказалась набитой дурой тогда, когда дело касалось мужа. До сих пор не поняла, почему он тебя сюда отправил? Да потому, что он тебя ненавидел! Тебя, твою тупую рожу, твою стряпню, которой только свиней кормить, твою жирную задницу, твоих подружек, твои патлы рыжие! А вот твои деньги он любил, работала ты хорошо и много. Начала с секретутки, а через три года уже начальник отдела. Без койки, только за труды праведные. И квартирку твою он тоже любил, и машину, на которой по своим шалавам катался. Вот как бы оставить себе деньги, квартирку и машинку, но никогда больше не видеть твоей поганой хари?

Ренард вскинул руку и схватился за горло. В его бледно-голубых глазах мелькнуло отчаяние. Алита слушала и не чувствовала ничего, кроме боли в груди – мерзкой, тянущей боли. Кажется, по щеке пробежала слеза. Развалины замка отодвинулись и медленно уплыли в туман: теперь в мире Алиты не было ничего, кроме растущего горя. Монотонные слова Ренарда были ударами: раз, другой, третий – а Алита не могла поднять руки и заслониться. Она вообще ничего не могла.

– Умные мужики так и поступают. Выбирают трудолюбивую дуру с деньгами, вешают ей лапшу на уши и садятся на шею, – продолжал Винокуров голосом Ренарда. – А дура потом никак одуплиться не может. Что ж я делаю не так, если такой хороший человек вдруг так себя со мной ведет? И если дура начинает надоедать, то ее надо выкинуть, сперва, конечно, поиграв. Посмотрев, до каких границ можно дойти. Знаешь, чего твой Никита хотел? В открытую спать с Иркой, а ты бы просила прощения за то, что чего-то ему недодаешь, и вот он вынужден. Я, честно говоря, думал, что ты сдохнешь в том зоопарке. Живучая оказалась. Молодец. Живучая и хитрая. Я бы в твою голову залез, тобой бы поводил, – Ренард скользнул языком по губам и с сожалением закончил: – Только это невозможно, увы. У меня есть только Клод. И артефакты, которые говорят о том, что ему угрожает опасность.