А потом Алита вдруг поняла, что все кончено. Шторм закончился – теперь в комнате царил мягкий золотистый полумрак – светлячки сгрудились в ком возле окна и приглушили сияние, и камин почти погас. Рекиген задумчиво водил пальцем по влажному плечу Алиты, и в его глазах плавали тихие лукавые огоньки. Лежа в объятиях принца и постепенно приходя в себя, Алита подумала, что, возможно, все не настолько страшно и не настолько плохо.

– Значит, новая династия, – проговорила она. – И тебе нужна поддержка всех слоев общества. От крестьян до дворян.

Рекиген усмехнулся и поцеловал ее в висок.

– Умница. Разумеется, есть те, кому я не нравлюсь. Конечно, пришлось потрудиться, но я собрал достаточный компромат, чтобы закрыть им рты.

– В заведении мадам Бьотты ты тоже собирал компромат? – спросила Алита, прислушиваясь к приятно ноющим мышцам.

Рекиген легонько стукнул ее указательным пальцем по кончику носа.

– Конечно. Ты удивишься, как много интересных вещей могут рассказать проститутки.

«Не удивлюсь, – подумала Алита. – Удивлюсь, если завтра смогу сидеть».

– Впрочем, – совершенно серьезно произнес Рекиген, и по его тону стало ясно, что для принца крайне важно то, что он собирается сказать, – с этим покончено. Я собираюсь быть тебе хорошим мужем. Ты не будешь жалеть, что мы вместе.

Его ладонь легла на живот Алиты и медленно двинулась вниз. Рекиген слегка изменил позу, и Алита ощутила бедром полную готовность принца ко второму заходу.

⁂

На деревенской площади бродячие артисты развернули балаганчик и показывали сценку из жизни Глуподырого Пиетро. Актер, изображавший жалкого паяца, пытался признаться в любви грудастой красотке с сиреневыми волосами, но все его амурные притязания закончились тем, что красотка принялась закидывать его огрызками. Дамочку поддержали ее товарищи под одобрительный смех немногих зевак. Пиетро, как водится, распустил нюни, но так было только веселее. Жалел его только ослик, вечный спутник и единственный друг.

Представление не пользовалось успехом – слишком уж непритязательным был вид артистов, а шутки, которыми они обменивались, были давным-давно всем известны и не могли выдавить даже крошечной улыбки. Однако вскоре из церквушки вышел священник, и дело стало принимать совсем иной оборот.

Местный святой отец был молод и, судя по широченным плечам и сломанному носу, успел поднатореть в кулачном бою в своей мирской жизни. Смерив взглядом собравшихся, он громогласно заявил, что не потерпит такого непотребства перед храмом Господним и незамедлительно отоварит нечестивцев своим пасторским посохом, если они немедля не прекратят свои мерзости. Артисты разразились дружным хохотом, а дамочка с сиреневыми волосами задрала юбку и продемонстрировала священнику все, чем ее наградила природа. Народ смекнул, что сейчас начнется представление поинтереснее того, что было в балагане, и к площади потихоньку стали подтягиваться зеваки.

Святой отец вздохнул, провел по лбу пальцами, прося прощения у Господа, а в следующую минуту уже выдрал дрын из ближайшего забора и ломанулся к балагану с такой скоростью и таким веселым азартом, что немногие зрители сумели увернуться от карающего слуги Божия. Визг, удары, ослиный рев, крики – все слилось в великолепную музыку битвы, и Лефевр, который в это время появился на площади, несколько минут наблюдал, как священник почем зря лупцует артистов, и в итоге одобрительно кивнул. Сражение впечатляло.

Впрочем, досматривать разгром заблудшего стада Лефевр не стал. Утром он приехал в эту деревеньку, оставил вещи в трактире и отправился в лес. Дожди превратили дороги в бездонный грязевой кисель, но Лефевр все-таки умудрился добраться до места назначения и не потерять сапоги. Немного передохнув, он активировал артефакт, который ему предоставил профессор Гундеготт, и вскоре земля под ногами задрожала, выпуская на поверхность маленький сундучок. Когда Лефевр толкнул его носком сапога, сундучок рассыпался, выпустив зеленоватое облако, вонявшее так, что птица, бормотавшая в кустах, поперхнулась. Дождавшись, пока облако рассеется, Лефевр склонился к обломкам и поднял маленький глиняный шарик. Смахнув с него пыль и грязь, он увидел отчетливый отпечаток большого пальца – так по традиции художники и ремесленники помечали свои работы. А этот шарик, по легенде, вышел из рук первого мага Сузы, безымянного чудовища, когда-то державшего в страхе всю ойкумену.

Лефевр редко выезжал из столицы, и осенний лес впечатлил его. Золотисто-кровавый, сумрачный, хранящий страшные тайны, он был наполнен звуками и жизнью, несмотря на отвратительную погоду. Но теперь лес потерял одно из своих сокровищ, и когда Лефевр обернулся напоследок в сторону опушки, то увидел, что лес кажется печальным и унылым. Что ж, иногда приходится терять самое дорогое, и с этим ничего не поделаешь.