Лефевр почувствовал ведьму между вторым и третьим этажом и ощутил, как сзади по загривку прошла ледяная волна, а волосы на голове шевельнулись в предвкушении охоты. Ведьма была матерой и очень необычной – Лефевр не мог сказать вот так сразу, в чем заключается эта необычность, но было ясно, что впереди идет очень заковыристое отродье. Это было как в старые времена, когда Лефевр только начинал работу в инквизиции, отлавливая ведьм, и это было хорошо: он любил свою работу, любил охоту, и у этой ведьмы не было шансов.

Он настиг ее одним молниеносным движением, практически прорвав собой пространство: ведьма и пискнуть не успела, а Лефевр уже заломил ей руку, прижал к перилам и приставил к рыжему затылку маленький табельный пистоль. Ведьма была одета очень дорого и модно – в тонкое нежно-зеленое платье и легкую шубку поверх, от ее длинной белой шеи пахло какими-то едва уловимыми духами, а на изящном запястье, которое Лефевр стиснул чуть ли не до хруста, позвякивали браслеты, но он видел лишь темное облако с запахом крови. Золотистой метки регистрации в нем и в помине не было.

– Инквизиция Сузы, – процедил Лефевр, чувствуя почти забытое возбуждение от поимки опасной хищницы. – Только дернись, тварь.

– Не стреляйте, – умоляюще прошептала ведьма. Лефевр уловил терпкий запах ее страха, и этот запах опьянял похлеще самых крепких вин. – Господа ради, не стреляйте, я не делала ничего плохого…

Лефевр слегка ослабил хватку и поставил ведьму прямо. Тонкий каблучок подломился, и она едва не упала на ступени.

– Вниз, – приказал Лефевр и подтолкнул ведьму коленом. Сильная колдунья без лицензии, надо же… Пожалуй, стоит устроить взбучку своему прежнему отделу, чтоб мух не ловили, а занимались делом.

– Не стреляйте, – повторила ведьма, медленно спускаясь по лестнице. – Прошу вас…

Она снова покачнулась – подвел сломанный каблук, – и Лефевр подхватил ее под руку. Ведьма вздрогнула всем телом, разворачиваясь в его сторону, и тогда Лефевр увидел ее лицо: бледное, искаженное ужасом.

К вечеру легкий снежок превратился в настоящую метель, и в ней медленно терялось все: дома, пешеходы, омнибусы, экипажи – белая пелена окутывала столицу, размывала формы и цвета, и постепенно начинало казаться, что больше нет ни земли, ни неба, только это мятущееся безмолвие.

Дом Лефевра встретил Алиту густой тишиной давно покинутого места. Маленькие лампы, в которых плавали зачарованные светлячки, не могли развеять тьму. Войдя в прихожую, Алита внезапно подумала, что входит в свой склеп – настолько сильным было давление инквизитора. Оно полностью разрушало волю и напрочь стирало все мысли о сопротивлении. Огюст-Эжен сейчас был действительно страшен: не человек – механизм уничтожения чужой души. Тяжелая душащая волна, что катилась от него, почти вбивала Алиту в землю.

– Я дал слугам отпуск, – негромко сказал Лефевр. Он сбросил пальто на диван и прошел к камину. – Здесь никого нет.

Почему-то это напугало Алиту чуть ли не до обморока. Медленно сняв шубку и сбросив-таки бесполезные сапожки, она опустилась в одно из кресел, чувствуя себя марионеткой в руках кукловода, жестокого и безжалостного. Лефевр швырнул в камин маленький золотистый шарик заклинания, и дрова сразу же объяло веселым пламенем.

– Не бойся, – глухо сказал Лефевр, не глядя в сторону Алиты. – Я подавляю, да?

Она жалко улыбнулась и кивнула. Алите до сих пор казалось, что дуло пистоля упирается в ее затылок, и это было настолько жуткое чувство, что ноги подкашивались.

– Да, – откликнулась Алита. – Подавляешь…

– Прости, – промолвил Лефевр, и в его голосе сквозь застарелую привычку втаптывать ведьм в грязь мелькнуло что-то человечное. – Ты сильно изменилась, Алита.

– Ты тоже, – негромко произнесла Алита, искренне надеясь, что инквизитор не расслышал ее.

Но он все-таки уловил эти слова, усмехнулся:

– Да, наверно. Когда твой муж придет меня убивать за твой арест?

Алита не сразу сообразила, о чем он говорит. Потом в памяти мелькнуло имя седьмого принца и растаяло.

– Рекиген на севере, – ответила она. – Официальный визит в Полярный округ.

Лефевр понимающе кивнул. Отблески огня на лице придавали ему какой-то жуткий, фанатичный вид.

– Как ты? – спросил он, стараясь говорить мягко и сердечно.

Алита поежилась: в доме было тепло, но ее снова стало знобить.

– Живу потихоньку, Огюст-Эжен, – откликнулась она. – Знаешь, ты тогда был прав. У Рекигена много хитрых планов. Ты был прав, а я тебя не слушала.

Он усмехнулся и отправил в огонь еще один шарик. Когда веселые алые языки пламени заскакали по поленьям, Лефевр отошел от камина и сел в кресло напротив Алиты. На какое-то мгновение ее накрыло соленой волной понимания: несмотря на все свое могущество, он одинок и очень несчастен – и в этом есть и ее вина тоже.

– Ты не одна, – глухо сказал Лефевр. – Что бы он ни планировал, я тебе помогу.

– Правда? – с надеждой спросила Алита. Ее постепенно стало отпускать: пусть воля инквизитора по-прежнему душила ведьму, но этот напор постепенно становился меньше и слабее.